Присвоенная Драконом - стр. 3
К концу этого срока во мне проснулось умение лечить. Совершенно обыденная способность, часто встречающаяся у девушек. Она считалась крайне полезной как в хозяйстве, так и в семейной жизни. Я же считала ее наказанием, потому что с ее пробуждением пришлось учить еще больше. Порой приходилось ночами напролет сидеть с книгами, или рыдать над раненым щенком, которого надо было вылечить, чтобы получить хорошую оценку.
Увы, иногда щенки умирали. И котята. И птички. Прежде чем удалось полностью подчинить себе дар, я хоронила и не раз. Методы в Май-Брохе были суровыми, но зато никогда не возникало желания делать что-то спустя рукава.
Потом два года в среднем звене. Меня перевели из кельи в нормальную комнату, стали лучше кормить, одевать, а занятия перестали быть похожими на пытки. У многих девочек на этом этапе открывался второй дар. Я не стала исключением – во мне проснулось умение читать. Не зная языка, я могла прочесть и понять суть любой книги. Стоит ли говорить, что и эту способность мне пришлось оттачивать ночами напролет. Под утро я засыпала над древними талмудами, а потом, встрепенувшись от звона утреннего колокола, чумная ползла на другие занятия.
Последние два года походили на сказку. Нас учили быть красивыми. Учили танцевать, петь, шить прекрасные наряды, не забывая совершенствовать магические таланты, раскрывать их все глубже и глубже, заставляя принять их, почувствовать частью своей души. Нас учили этикету, тонкостям общения с мужчинами и другим премудростям, которые делали выпускниц Май-Броха ценными невестами.
А за полгода до окончания академии случилось нечто странное…
Наперекор всем правилам и обычаям, у меня открылась третья способность.
Я была той, кто видит. Видящая. Редчайший дар, не появляющийся в нашей стране уже десятки лет.
…И я про него никому не сказала. Пусть эгоистично, но я не хотела снова корпеть над учебниками и убиваться на зачетах. Чем ближе было завершение обучения, тем сильнее мне хотелось домой, к родным.
Я соскучилась.
Редкие письма, прилетающие от матери, словно глоток свежего воздуха в золотой клетке. Она рассказывала о том, что происходило в поместье, о том, как продвигаются дела у отца на службе, о том, что год выдался урожайным.
В одном из таких писем она написала, что Дарина вышла замуж. За какого-то князя из Саоры!
И хотя между нашими странами уже двадцать лет процветал мир, я не могла поверить, как родители могли выдать веселую и добрую Даринку за чужака. Мир миром, но разве воинственную сущность саорцев можно изменить, спрятать, заставить стать покладистой и доброй?
В ответном письме я засыпала маменьку вопросами: как, почему, зачем они отдали сестру проходимцу из Саоры. Месяц ждала ответа, не находя себе места и каждый вечер ожидая почтовую повозку о ворот, а когда получила вожделенное письмо, вскрыла его прямо там, на мосту, под осенним унылым дождем.
Мама написала, что сестра приезжает в гости каждые полгода, что она румяна, влюблена и безмерно счастлива.
Похоже саорец оказался не так уж и плох, но что-то все равно не давало мне покоя.
***
Еще издали я заметила хрупкий мамин силуэт в светлом платье. Прижав руки к груди, он вставала на цыпочки, пытаясь рассмотреть приближение кареты, а я чувствовала, как слезы наворачиваются на ресницы.