Пристойное поведение - стр. 44
- Извиняйся, - говорю.
- Перед ней, что ли? - кивает на мою соседку. - А ты вообще кто такой? - пытается оглядываться, чтобы позвать на помощь, но некого, все внутри. А со стороны улицы нас не видно.
Предпринимает попытку сопротивляться, но не зря мы с Санни еженедельно устраиваем спарринги, офисный сорокалетний хмырь с пузом для меня вообще не проблема.
- Извиняйся вежливо, иначе на коленях будешь, - выкручиваю ему руку так, что он краснеет.
И тут я поднимаю глаза на Веронику и слегка удивляюсь. Она не испугана, не возмущена. Стоит, скрестив руки на груди и властно на него смотрит. Не осуждает мои действия. Наслаждается каждой секундой. Вот теперь узнаю ее: смелая, моя любимая бесстрашная соседка.
- Я жду, Август Рихардович. И, пожалуйста, искренне. С душой, - говорит ему жестко. Я улыбаюсь и подмигиваю ей, она делает вид, что не замечает. - Вы думали, дяди нет, так за меня заступиться некому?
- Я тебя похороню, тварь, - шепчет он мне, - ты не знаешь, с кем связываешься!
- Озерский Егор Дмитриевич, паспортные данные, - диктую их вслух на память, - буду ждать с нетерпением кровавой мести. А щас извиняйся.
- Извини! - вякает он.
- Извините, Вероника Павловна, больше не повторится, - учу, как правильно. Он старательно повторяет. Оказывается, как умеет просить прощения, молодечик. - Отлично.
- Прощаю, но чтобы больше такого не было! У меня в кабинете камеры, если не хотите, чтобы я передала записи в полицию и родственникам — больше не подходите даже. Оставшиеся вопросы решим по телефону.
Перед тем, как сесть в машину и уехать, он внимательно смотрит на меня, запоминает лицо. Я выдерживаю взгляд. Пусть пороет информацию, у моей семьи такие связи, что пикнуть побоится, по крайней мере, пока правящая партия не поменяется. А как только его «Ауди» отъезжает, говорю Веронике:
- Камер нет?
- Они не работают. После ремонта что-то не доделали в проводке. Надо починить.
- Надо. Я займусь. Опасное у вас тут место.
- Отказываться от помощи не стану. Если честно, я не справляюсь со всем навалившимся. Очень много работы, люди, что в моем подчинении — совсем меня не боятся. Опаздывают, вовремя не выполняют обязанности. Мне кажется, Ольга Валерьевна из бухгалтерии подворовывает, а я не могу набраться смелости и спросить у нее напрямую.
Я обнимаю ее одной рукой за плечи, чуть наваливаюсь весом, чтобы она ойкнула, пытаясь меня удержать. Улыбается.
- Егор, тебе не стоило этого делать, он опасный человек, - говорит полушепотом.
- Я тоже опасный, - отвечаю предельно серьезно, но она вдруг начинает смеяться, что неприятно царапает по самолюбию. Я хмурюсь, но развивать тему не хочется: - Ты до скольки работаешь?
- Мероприятие закончится - и свободна. Иногда у нас выкупают зал, когда не хотят приглашать домой, у нас есть соглашение с соседним рестораном... Где-то около трех.
- Так я посижу с тобой?
- Выглядишь неважно, - она поворачивается и гладит меня по вискам, вытирая ладошками пот. А я прикрываю глаза от удовольствия, мне не хватало вот такой незамысловатой женской ласки. Не секса, не совета. А просто нежного прикосновения. Она хмурится: - Егор, у Ксюши всегда будет ее родной малыш, она уже не одна. Это счастье. Правда. Мне мама рассказывала, что, даже оставшись одной с младенцем на руках, она чувствовала, как внутри тепло и приятно. Откуда-то берется невероятная сила, смелость. Желание спасти своего ребенка перекрывает любые страхи. Ксюша, если она не болезная, конечно, справится ради него. А ты один. Сейчас один, и потом будешь один тонуть в собственной лжи. Если малыш твой, она с помощью него на тебе еще отыграется за эти месяцы, вот увидишь. И не говори мне, что ограничиваешься марихуаной. Дальше будет хуже.