Размер шрифта
-
+

Принцесса, сыщик и черный кот - стр. 43

– Вас увлекает только процесс? Вы его и выдаете за результат? Это плохо, очень плохо! Процесс влечет лишь неудачников. Успешным личностям и нациям важен исключительно конечный результат. И идут к нему, иной раз, жертвуя самим процессом. Этим мы и отличаемся друг от друга.

– Возможно. Даже, скорее всего, что так. Но яркий процесс, порой, куда желанней, чем скромный результат.

– Зависит от цельности натуры, будь это нацией или личностью. Завершенность – это явление цельности и единственный признак хозяина жизни. Разве не приятно ощущение ее монолита? А все остальное – сумбур, – Сузу говорил, глядя в глаза Роману. – К сожалению, хозяева жизни всегда рабы победы, но остальные – их рабы. Верно, что нет ничего хуже, чем быть рабом раба! Но может ли быть что-нибудь неотвратимей? Разве что смерть! Смерть личности, смерть нации, когда придет ее час. Но, повторяю, это неотвратимо!

– Всё это так и не так. Не так – потому что жизнь и есть процесс, а результат у нее всегда один. Получить наслаждение от движения – вот высшее предназначение существования. Поэтому мы и ценим более всего процесс, который в этом смысле не так органичен, как ваш конечный результат, хотя и завершен в самом себе. А будем ли мы рабами или нет, тем более, рабами рабов – решать нам. Если когда-нибудь устанем от движения, то подставим шею под ошейник с номером и адресом. Но что-то мне подсказывает – такого не будет!

– Устанете. Все устают.

– А это я бы назвал общенациональной пенсией, – Роман усмехнулся, продолжая ковырять вилкой хвост рыбы.

– Нет. Пенсией называется свобода, пусть относительная, но все же свобода, в том числе, от движения. И даже, в первую очередь! Хозяину вы больше не нужны, одному лишь себе. А знаете, что это такое на самом деле, эта ваша грядущая усталость, этот ваш «национальный пенсионный возраст»?

– Просветите, полковник, прошу вас!

– Это бессмысленный процесс движения по одинокой тропинке в чужом молодом лесу, в котором зреют уже недосягаемые плоды. Вот что это такое! И уж тут конечный результат неотвратим куда скорее, чем у других. Поэтому лучше устаньте пораньше, пока у всех не пропала в вас надобность.

– Вы вербовщик на галеры? Или русофоб?

– Мне жаль вас. Как жалко все это выглядит: ваши хаотические движения, ваши пьяные слезы под старые песни, ваша жестокость, скорее направленная на себя самих, потому что вы давно уже бессильны причинить ощутимый вред постороннему, как бы вам этого ни хотелось.

– Послушайте, полковник, – вдруг громко сказала Каролина, – я могу судить о русских куда объективней, чем Роман. Он ведь русский, а я англичанка! Возможно, вы в чем-то и правы, хотя не совсем уверена в ваших аналогиях, но… в процессе действительно есть своя прелесть, своя новизна, и, главное, надежда.

– Когда-нибудь остановиться?

– Пусть так. Но, судя по всему, остановка, по-вашему, означает подставить шею под ошейник?

– Это не я сказал, но согласен с этим.

– А кто будет держать этот ошейник, кто хозяин? Уж не вы ли?

В словах Каролины прозвучала явная насмешка. Полковник выпрямился на стуле и кашлянул.

– Что ж, возможно, вы… или американцы, или… да-да, скорее, китайцы. Они и будут держать вас за ошейник. Они будут драться между собой за этот ошейник, и, в конце концов, договорятся.

Страница 43