Принцесса для плохиша - стр. 49
— Своего Ромео высматриваешь? — насмешливый голос за спиной. Оборачиваюсь резко и с ненавистью смотрю на Диму. В нём омерзительно всё — ухмылка, фигура, почти прозрачный цвет глаз, походка и запах. От запаха его тела меня просто воротит.
— Что? — вскидываю брови и кусок яблока откусываю.
— Твой нищий детдомовец свалил уже? — медленно движется ко мне. А я сама навстречу кидаюсь и пощёчину отвешиваю. У самой рука немеет от силы удара. Но я с огромным удовольствием наблюдаю за тем, как на щеке этого павлина пятно красное появляется.
— Закрой своё рот, урод, — я пальцами в воротник его рубашки вцепляюсь и на себя дёргаю, из-за чего треск громкий раздаётся. — Ты даже мизинца его не стоишь.
— Конечно, не стою, — самодовольно улыбается. — Я бесценен.
Руку мою, в которой яблоко зажато, ко рту подносит и кусок откусывает с громким хрустом. А меня вновь перекашивает от отвращения. Я рукой дёргаю, сбрасывая его пальцы как червяка, и яблоко в мусорный бак отправляю. Есть резко перехотелось.
В заварной чайник кипяток наливаю, когда этот индюк сзади прижимается. Руки на стол ставит. И губами к шее прижимается. Фу! Я дёргаюсь и пальцы ошпариваю кипятком. Шиплю. Рукой трясу.
— Уберись от меня, — шиплю я, дуя на пальцы. — Убери руки. Ты мне омерзителен. Понимаешь? Омерзителен, — по слогам произношу я.
— Ты будешь моей женой, — не спешит отстраняться. Руки на бёдра кладёт.
— Никогда, — голову резко назад отвожу. Головой по носу ему попадаю. Слышу хруст. И даже боль в затылке кажется менее сильной, когда маты громкие раздаются и парень отстраняется.
— Больная, — рукой зажимает кровоточащий нос.
— Скажи спасибо, что кипятком в твою рожу самовлюблённую не плеснула, — я чайником у его лица кручу. — Руки не смей распускать, урод. Я не одна из тех девок, которые ноги раздвигают от одного только твоего вида. Бог тебе внешность дал, а про мозги и нормальный характер забыл.
— Одна из тех девок, — гнусавит он. — Только легла ты не под меня, а под этого нище… — пощёчина заставляет его заткнуться.
— Я предупреждала, — в ярости говорю я.
— Правда глаз колет? — улыбка уходит зловещей, учитывая, что его губы кровью залиты.
Ничего не отвечаю. Молча заварной чайник закрываю и в гостиную обратно иду. Морщусь, когда пальцы стягивает от боли. С невозмутимым выражением лица на диван опускаюсь и наблюдаю за тем, как моя и его матери ахать начинают, едва рожу залитую кровью замечают.
— Димочка, что случилось? — моя.
— Как же тебе угораздило, сыночка? Тебе больно? Сейчас лёдика принесу! Ты ляг! — его.
А мне захохотать хочется. Бедный мальчик. Осталось сопельки подтереть. Даже представить не могу, чтобы Андрея так кто-то жалел. Он бы просто не позволил.
Качаю головой и чай потягиваю из чашки с котиками. Папа подарил. Каждый его подарок я берегу с особой заботой, потому что знаю, что каждый сделан с любовью. Папа меня любит безумно. И вину чувствует, что времени мало со мной проводит.
— Алиса! — визгливый голос матери. — Чего ты расселась? Льда принеси! Не видишь, Димочке плохо?!
— Нужно скорую вызвать, — восклицает мать этого индюка, когда Димочка на диване обмякает.
Сил держать хохот в себе больше нет. На кухню опрометью бросаюсь и сползаю на пол, задыхаясь от смеха. И вот это полуобморочное существо мне в мужья прочат?