Приключения моряка Паганеля - стр. 13
Атмосферное давление между тем продолжало быстро падать. Ветер усиливался до штормового. Раздался резкий короткий гудок. Из-за черной скалы показался мощный серый форштевень – «Сенье» возвращался…
Что могло приключиться? Шторм, даже ураган не помеха военному кораблю – он обязан следовать по назначению. Чтобы помешать выполнению приказа, должна быть серьезная, очень серьезная причина. На капитанском мостике ожила УКВ-радиостанция. Со сторожевика распорядились освободить стенку скалистого причала. Норвежцы собирались занять наше место, а затем уже поставить нас к своему левому, свободному борту. Экипажи справились с задачей быстро.
Наши поневоле близкие знакомцы из недоброй памяти абордажной команды оказались по совместительству еще и командой швартовной. Без своего воинственного макияжа, в серых, грубой вязки верблюжьих свитерах парни выглядели куда симпатичнее.
Один из них, белобрысый голубоглазый балбес, поднял с палубы какую-то железку и изобразил зверское смертоубийство товарища. Словно злодей-самурай, он всадил свою бутафорскую катану в мягкий живот жертвы. Далее последовало натуральное кабуки…13
Парень был явно звездой корабельной самодеятельности. Он принялся дико вращать глазами и громоподобно хохотать, не забывая при этом изображать медленное и сладострастное вытягивание кишок из живота своей жертвы. Зверски убиваемый страдалец был менее талантлив и к тому же явно перепутал мизансцены. Несчастный с похвальным усердием изображал… жертву повешения…
Мученик хрипел, выкатывал глаза из орбит и вываливал наружу фиолетовый неаппетитный язык. В завершении трагедии убийца из кровожадного средневекового японца переквалифицировался в людоеда-папуаса. Палубный лицедей принялся темпераментно исполнять вокруг дрыгающейся в конвульсиях жертвы ритуальный предобеденный танец «бон аппетит». Вся эта катастрофа сопровождалась воплями «каннибала», перешедшего, видимо, с голодухи на английский:
– Блад! Блад!
Смышлёный Геша понял шутку первым и тут же заржал молодым конём. Рыжий сообразил, что громогласное «блад» вовсе не английское blood – кровь, а совсем даже теплое, родное, столь часто употребляемое нашими мужичками исконно русское слово… Следом захохотали все наши. С опозданием, но всё же и до нас дошло, что за сцену только что изобразили перед нами эти юные театралы. Действие миниатюры как бы разворачивалось на палубе нашего «Жуковска». Той самой, на которую не так давно высадился норвежский десант. Конвульсирующая жертва – зверски зашкеренный норвежский моряк-спецназовец, а соответственно, бьющийся в пене и однообразно матерящийся маньяк-убийца, не кто иной, как образ типичного, в глазах норвежцев, славного русского парня…
В этом месте наши морячки вдруг прекратили смеяться. Продолжая улыбаться, правда, теперь ещё шире – до ушей, они, как по команде, повернули головы в сторону средней надстройки норвежца. Придерживая тяжелую клинкетную дверь, на нашу гоп-компанию, улыбаясь, смотрела она, молоденькая темноволосая норвежка в белой камбузной куртке. Она не была куклой, но эти ямочки на щеках, эти темные искрящиеся глаза, и главное – её юный, заметный, как яркий лучик издалека, естественный природный шарм. Девушка более всего походила на увиденную мной через много лет в кино молодую актрису – Чулпан Хаматову. Тот же тип очарования, та же пряная ази