Прежде чем я упаду - стр. 31

– Мне нужно в душ.

Я пытаюсь закрыть дверь, но Линдси в последний момент просовывает локоть и врывается в ванную.

– Ты еще не помылась? – возмущается она. – Нет времени. Обойдешься.

Выключив душ, подруга хватает меня за руку и тащит в коридор.

– Придется накраситься, – заключает она, изучив мое лицо. – Видок у тебя – хуже некуда. Ночные кошмары?

– Вроде того.

– У меня в Танке есть «МАК».

Линдси расстегивает куртку, и из молнии выглядывает клочок меха: наши топики для Дня Купидона. Мне хочется сесть на пол и смеяться, смеяться; я из последних сил сопротивляюсь припадку, пока Линдси заталкивает меня в комнату и командует:

– Одевайся.

Она достает сотовый. Наверное, собирается написать Элоди, что мы опаздываем. Секунду она осматривает меня, вздыхает и отворачивается. Затем с хихиканьем заявляет:

– Надеюсь, Роб переживет, если от тебя будет попахивать.

Тем временем я натягиваю топик, юбку и сапоги.

Снова.

Когда Элоди садится в машину и наклоняется за кофе, запах ее духов – малинового спрея для тела, который она упорно покупает в «Боди-шопе», хотя это перестало быть круто уже в седьмом классе, – такой реальный, знакомый и едкий, что я ошеломленно закрываю глаза.

Плохая идея. С закрытыми глазами я вижу, как теплые огни прекрасного дома Кента постепенно исчезают в зеркале заднего вида и лоснящиеся черные деревья обступают нас с обеих сторон, точно скелеты. Пахнет гарью. Раздается крик Линдси, и у меня сжимается желудок, когда машина накреняется, визжа шинами…

– Вот дерьмо.

Я распахиваю глаза, когда Линдси сворачивает в сторону, чтобы не наехать на белку. Она выбрасывает сигарету в окно; запах дыма странно двоится: я не уверена, ощущаю его, или помню, или одновременно и то и другое.

– В жизни не встречала водителя хуже, – ухмыляется Элоди.

– Пожалуйста, осторожнее, – бормочу я и невольно хватаюсь за сиденье.

– Не волнуйся. – Линдси хлопает меня по колену. – Я не позволю своей лучшей подруге умереть девственницей.

В этот миг мне отчаянно хочется выложить все Линдси и Элоди, спросить у них, что со мной – с нами – происходит, но я не знаю, с чего начать.

«Мы попали в аварию после вечеринки, которой еще не было».

«Я думала, что умерла вчера. Я думала, что умерла сегодня вечером».

Судя по всему, Элоди делает вывод, что я притихла, поскольку психую из-за Роба. Она кладет руку на спинку моего кресла, подается вперед и говорит:

– Не волнуйся, Сэм. Все будет хорошо. Это как ездить на велике.

Я пытаюсь улыбнуться, но не могу сосредоточиться. Словно прошло сто лет с тех пор, как я легла спать, воображая, будто Роб рядом, воображая прикосновения его прохладных сухих ладоней. Мысль о нем причиняет мне боль, горло вот-вот перехватит. Мне не терпится увидеть его, увидеть его кривую усмешку, кепку «Янкиз» и даже грязную флиску, которая всегда немного пахнет мужским потом, даже после стирки по настоянию матери.

– Это как скакать на лошади, – поправляет Линдси. – Ты очень скоро получишь голубую ленточку, Сэмми.

– Вечно забываю, что ты увлекалась лошадьми, – замечает Элоди, снимая крышку с кофе и сдувая пар.

– В семь лет, – уточняю я, прежде чем Линдси успеет пошутить.

Боюсь заплакать, если она начнет меня высмеивать. Мне не удастся объяснить ей правду: что верховая езда была моим любимым занятием. Я обожала оставаться одна в лесу, особенно поздней осенью, когда природа хрусткая и золотая, деревья цвета пламени и пахнет так, будто все превращается в землю. Мне нравилась тишина – единственными звуками были мерный топот копыт и дыхание лошади.