Прежде чем я упаду - стр. 30
Ко мне возвращаются воспоминания о прошлом вечере, и кровь стучит в ушах: вечеринка, Джулиет Сиха, ссора с Кентом…
– Сэмми!
Дверь распахивается, ударяясь о стену; Иззи врывается в комнату и спешит ко мне прямо по тетрадям, валяющимся джинсам и розовой фуфайке «Виктория сикрет». Что-то кажется неправильным, касается края памяти, но скоро исчезает. Сестра забирается на кровать и обхватывает меня горячими руками. Она сжимает в кулачке и осторожно тянет кулон, который я никогда не снимаю, – крошечную птичку на золотой цепочке, подарок бабушки.
– Мама говорит, тебе пора вставать.
От Иззи пахнет арахисовым маслом; только оттолкнув ее, я понимаю, как сильно меня трясет.
– Сегодня суббота, – возражаю я.
Понятия не имею, как добралась до дома вчера ночью. Понятия не имею, что случилось с Линдси, Элоди и Элли; мне даже думать об этом страшно.
Иззи хихикает как полоумная, спрыгивает с кровати и несется обратно к двери. Она исчезает в коридоре, и я слышу ее крик:
– Мама, Сэмми отказывается вставать!
У нее выходит «Фэмми» вместо «Сэмми».
– Сэмми! Сейчас я покажу тебе! – гулко отзывается мама из кухни.
Я опускаю ногу на пол. Прикосновение холодного дерева успокаивает. В детстве я спала на полу все лето; папа отказывался включить кондиционер, и пол оставался единственным прохладным местом. Сейчас я бы с удовольствием сделала то же самое. Судя по всему, у меня жар.
Роб, дождь, звон разбивающихся в лесу бутылок…
Вдруг оживает телефон, и я подскакиваю. Эсэмэска от Линдси: «Я на улице. Где ты?»
Быстро захлопнув телефон, я успеваю увидеть мерцающую дату: пятница, двенадцатое февраля. Вчера.
Еще одна телефонная трель. Еще одна эсэмэска: «Хочешь, чтобы я опоздала в День Купидона, су-у-учка?!!»
Я словно двигаюсь под водой – и мое тело ничего не весит – или наблюдаю за собой издалека. Пытаюсь встать, но желудок тут же сжимается, и приходится на дрожащих ногах ползти в ванную в полной уверенности, что меня вот-вот стошнит. Я запираю дверь и включаю воду в раковине и душе. Встаю над унитазом.
В желудке спазмы снова и снова, однако ничего не происходит.
Машина, скольжение, крики…
Вчера.
В коридоре звучат голоса, но вода льется так громко, что слов не разобрать. В дверь стучат; только тогда я выпрямляюсь и кричу:
– Чего?
– Вылезай из душа. Нет времени.
Это Линдси – мама впустила ее.
Я приоткрываю дверь, за которой стоит недовольная Линдси в объемной куртке, застегнутой до подбородка. Но я все равно рада ее видеть. Она кажется такой нормальной, такой привычной.
– Что случилось прошлой ночью? – сразу спрашиваю я.
Она хмурится.
– Да, извини. Я не могла перезвонить. Патрик не давал повесить трубку до трех часов ночи.
– Перезвонить? – Я мотаю головой. – Нет, я…
– Он ужасно переживал, что родители не берут его в Акапулько. – Линдси закатывает глаза. – Бедняжка. Ей-богу, Сэм, парни – это как собаки. Им нужно, чтобы их гладили, кормили и пускали в кровать.
Подруга наклоняется ко мне.
– Кстати, ты волнуешься?
– Из-за чего?
Понятия не имею, о чем речь. Ее фразы пролетают мимо, сливаясь в единый поток. Я держусь за вешалку для полотенец и надеюсь не упасть. Душ слишком горячий, в воздухе висит густой пар. Зеркало запотело, на плитке осел конденсат.
– Из-за себя, Роба, пары бутылок «Миллер лайт» и фланелевых простыней. – Линдси смеется. – Очень романтично.