Прежде, чем их повесят - стр. 24
– Да, я тот самый Глокта, как вы выразились.
Виссбрук растерянно хлопал глазами.
– Э-э… хм… э-э… Как поживали все это время?
– В му́ке и страданиях. Спасибо, что поинтересовались. Зато вы, смотрю, преуспели, это великое утешение. – Генерал снова захлопал глазами, но Глокта ждать ответа не стал. – Это, должно быть, лорд-губернатор Вюрмс. Большая честь для меня, ваша светлость.
Старик Вюрмс олицетворял собой карикатуру на дряхлость, усохшее тело в просторной мантии напоминало съежившуюся под ворсистой кожицей сливу. На сияющей плеши торчало несколько седых пучков волос, а руки, по-видимому, дрожали даже в зной. Он, щурясь, посмотрел на Глокту слабыми слезящимися глазами и недоуменно спросил:
– Что? Что он сказал? – Вид у лорд-губернатора был озадаченный. – Кто этот человек?
Генерал Виссбрук наклонился к старику через стол и, едва не касаясь губами уха, громко прокричал:
– Наставник Глокта, ваша светлость! Вместо Давуста!
– Глокта? Глокта? А куда, черт побери, подевался Давуст?
На вопрос никто не удосужился ответить.
– Меня зовут Корстен дан Вюрмс.
Небрежно развалившийся в кресле сын лорд-губернатора произнес свое имя, словно волшебное заклинание, а руку для приветствия протянул, словно драгоценный дар. Гибкий и атлетичный в той же степени, в какой был стар и морщинист его отец, белокурый загорелый красавец буквально лучился здоровьем.
«Уже всем сердцем его презираю».
– Если не ошибаюсь, вы когда-то прекрасно фехтовали. – Молодой Вюрмс с насмешливой улыбкой оглядел Глокту с головы до ног. – Я тоже фехтую, но, к сожалению, здесь у меня нет достойных соперников. Может, нам устроить как-нибудь поединок?
«С удовольствием бы с тобой сразился, крысеныш. Если бы у меня действовала нога, я бы устроил тебе поединок! Ты и глазом не успел бы моргнуть, как я бы тебя выпотрошил».
– Да, прежде я фехтовал, но – увы! – пришлось это дело оставить. Здоровье не позволяет. – Глокта обнажил десна в беззубой ухмылке. – Впрочем, я мог бы поделиться с вами кое-какими хитростями, если хотите усовершенствовать свое мастерство.
Вюрмс помрачнел, а Глокта двинулся дальше.
– Вы, полагаю, хаддиш Кадия.
Хаддиш, высокий, стройный мужчина с длинной шеей и усталыми глазами, был облачен в простое белое одеяние и белый, обмотанный вокруг головы тюрбан.
«По виду и не скажешь, что он богаче туземца из Нижнего города, однако в нем чувствуется достоинство».
– Да, я Кадия. Народ Дагоски избрал меня своим представителем, чтобы я говорил от его имени. Только я уже не хаддиш. Священнослужитель без храма – не священнослужитель.
– Долго нам еще слушать о храме? – страдальчески взвыл Вюрмс.
– Долго – пока я заседаю в совете. – Он перевел взгляд на Глокту. – Итак, в городе новый инквизитор? Новый дьявол. Новый сеятель смерти. Ваши приезды и отъезды, палач, меня не интересуют.
Глокта улыбнулся.
«Сразу же в лоб объясняется в ненависти к инквизиции, даже не познакомившись с моими методами. Что ж, трудно ожидать любви народа к Союзу, когда их держат на положении рабов в собственном городе. Может быть, Кадия и есть предатель?
Или генерал Виссбрук? Конечно, он производит впечатление преданного делу вояки. Люди со столь развитым чувством долга и в равной мере неразвитым воображением интриги не плетут. Однако человек, который не радеет о собственной выгоде, не лицемерит, не скрывает какие-то тайны, редко становится генералом.