Present Perfect Continuous - стр. 16
Я поднял голову. Она стояла рядом, улыбаясь мне. Доверчиво и робко, и устало немного.
«Потом. Когда-нибудь. Может быть…» Зачем? У других это же все сразу. Чем я хуже? Ну, возьму вдруг – обниму ее и поцелую в губы? Что она сделает: даст по морде? Едва ли. Ну, а если и даст: а что она – чем-то дорога мне, и я ее боюсь потерять? Тогда – гуд-бай: не знали друг друга – и дальше не знаем. Не страшно!
Все-таки я был немного хмельной, чуть-чуть, самую малость, но – все-таки. И я сделал это очертя голову, боясь не успеть – не дать самому себя схватить за шиворот рассуждениями.
…Она оказалась девственницей.
…Проснулся я поздно и еще долго ворочался, не желая открывать глаза. Наконец разлепил их – и сразу открыл широко: вспомнил все.
Я был один. Ее не было: где она было понятно по аромату горячих оладий, проникавшему с кухни. Я еще немного поворочался на перине.
Она крутилась на кухне. Скворчало масло на сковороде, и кастрюля была полна пухлых ноздреватых оладий. А на столе – аккуратно нарезанные и разложенные колбаска с сыром, буженинка и рыбка дефицитная, банки со сметаной, вареньем, медом. И сама она – в свежем халатике, с чуть растрепанными волосами. Опустила руку с ножом, которым переворачивала оладьи, стоит и ждет.
Я привлек ее к себе, поцеловал в шейку. Она закрыла глаза:
– Выспался, да?
– Ого, еще как! Давно так не спал. Никак толком не проснусь. Под душем бы ополоснуться.
– У меня нет душа. И ванны тоже нет. Вообще, – казалось, для нее сейчас это было страшное несчастье.
Тогда я наклонился к кастрюле с оладьями, втянул носом воздух и, восхищенно помотав головой, выдохнул его в звуке:
– А-а-а!
Я ополоснулся над раковиной – по пояс холодной водой, растерся подданным ею чистым полотенцем.
Мы сидели и завтракали. Рядом. Ее полноватые руки с ямочками на локтях мелькали, подкладывая мне на тарелку то одно, то другое. Все было необыкновенно вкусным, но ей казалось, что я плохо ем.
– Вам бы рюмочку вначале, да?
– Рюмочку? Пожалуй, можно.
– Да ведь нету: хотела сходить, пока спал, да… – она замолчала: казалось, может вдруг заплакать.
– Ты боялась, что могу уйти без тебя?
Она закивала.
– Не ушел бы? Если бы проснулся без меня, а?
Я пожал плечами:
– Да нет, наверно.
…Когда в мгновенном порыве решимости я, взяв ее за плечи, прижал к себе и потянулся ртом к губам, она не противилась: казалось, не могла.
Потом мы сидели и молчали: тема «стенка» «Напредък» нам больше не требовалась. Покорная, тихая, она иногда вдруг отвечала поцелуем, похожим на взрыв, и прижималась ко мне, закрыв глаза: в каком-то ужасе передо мной, будто ища защиту от меня – у меня же.
И так же прижималась ко мне потом – когда все было кончено, прятала лицо у меня на груди, и я тихонько гладил ее волосы.
– Вас как… тебя зовут? – первая спросила шепотом она.
– Феликс. А тебя?
– Фаина. Фая. Тоже на фэ. – Я невольно усмехнулся про себя.
Успокоение после обладания ею мешалось с разочарованием. То, что было только что, не доставило удовольствия – акт не наслаждения, а, будто, мести той, с которой я прожил восемь, отнюдь не счастливых, лет. Это была первая после нее женщина, тело ее никак не хуже тела той, но все во мне ожидало только того же, что было в той и с той, и ничего другого.
Лишь горделивое, не без горечи, сознание возможности обладания телом женщины, еще днем казавшееся жутко недоступным. И после сон…