Премьера века - стр. 5
Когда я увидел, что веток заготовлено предостаточное количество, я принялся сооружать из них шалаш. Это было не просто такое себе примитивное конусообразное сооружение на открытой местности. Поскольку все это сооружалось посреди густо растущих стволов деревьев, я не просто строил из веток небольшой домик, а тщательно прикреплял их к стволам растущих рядом деревьев. Образовавшийся купол выложил широченными листьями одной из пальм, необходимое количество которых я также предусмотрительно приготовил, прежде чем приступить непосредственно к постройке шалаша. Когда ближе к вечеру все было закончено, я залез вовнутрь своего сооружения и огляделся. А что?! По-моему, неплохо! Это было первое, пусть и небольшое радостное событие после целой вереницы потрясений, обрушившихся на меня последнее время! Оставалось соорудить нечто вроде мягкой постели, что я незамедлительно и сделал. Нетрудно догадаться, что речь идет не об изготовлении кровати, с красивыми резными спинками. Я всего-навсего выложил пол в шалаше толстым слоем мягких листьев – и ложе готово!
Сумерки все сильней окутывали своей пеленой остров, и мне пришлось поторопиться, чтобы успеть завершить все приготовления до наступления полной темноты. В первую очередь я перенес все, что мне оставил «на первое время» капитан, в шалаш, понимая, что здесь все будет в большей сохранности. Ведь до запасов пищи могли добраться ночные птицы или звери, да и с ружьем в своем новом жилище я чувствовал себя более спокойно. Когда все было завершено, я прикрыл за собой вход в шалаш таким себе щитом из связанных веток, который служил мне чем-то вроде примитивной двери. Главное, она служила защитой от проникновения в мое жилище всевозможного зверья и других непрошеных гостей.
Одним словом, когда я полностью справился со всеми делами и уронил наконец-то свое усталое тело на мягкую подстилку из листьев, то почувствовал наконец-то облегчение и успокоение. Мое внутреннее состояние ассоциировалось с понятием чувства выполненного долга. Завершив какое-то большое дело, я всегда отходил в сторонку, любовался результатом своего труда и внутренне восхищался: я сделал это! Правда, сейчас было не до восхищений, но утешало то, что я не впал в полное отчаяние, не опустил руки, а сразу же сделал, пусть и небольшой, но первый шаг на пути к тому, чтобы как-то пережить все случившееся, выпутаться из всей этой истории. И хотя на душе по-прежнему было прескверно, я лежал, смотрел в невидимый потолок моего нехитрого сооружения, скрытый где-то там, вверху, за непроглядной пеленой темноты, и твердил себе: все обойдется! Я непременно выкарабкаюсь из этой передряги!
Вдали послышался приглушенный крик какой-то ночной птицы, и в тот же миг рядом с шалашом что-то зашуршало, словно кто-то ковырялся в оставшихся, так и не использованных мною, брошенных на земле ветках и листьях. Я резко приподнялся, потянулся за ружьем и внимательно прислушался. Однако, время шло, но ничего подозрительного я больше не слышал. Очевидно, это был какой-то мелкий зверек, пробегавший рядом – подумалось мне. Я отложил в сторону ружье, снова прилег, но продолжал прислушиваться. В ответ – тишина. Я успокоился, и с горестью подумал: Господи! Неужели мне отныне придется довольствоваться лишь вот такими бессонными ночами, с постоянным напряжением и ожиданием чего-то дурного?! Может, прав был капитан, предрекая мне бессонные ночи и муки совести? Нет! Насчет бессонных ночей его пророчество, может, и сбудется, только вот причиной этому будут отнюдь не муки совести. В чем мне каяться, если я безгрешен, если во всем происшедшем нет и доли моей вины?!