Прекрасные и обреченные. По эту сторону рая - стр. 65

В ту ночь, при выключенном свете, Энтони лежал без сна в залитой лунным светом прохладной комнате и перебирал в памяти каждую минуту минувшего дня. Как ребенок, который играет по очереди с долгожданными игрушками, полученными в подарок на Рождество. Целуя Глорию, он нежно прошептал, что любит ее. Девушка улыбнулась и, прижавшись теснее, глядя Энтони в глаза, тихо ответила: «Я счастлива». В ее отношении к Энтони произошла перемена, усилилось физическое влечение, которое выражалось в необычной эмоциональной напряженности. Достаточно, чтобы при одном воспоминании об этом руки сжимались сами собой, а дыхание в груди замирало. Никогда прежде не возникало между ними такой близости, и в порыве неописуемого восторга Энтони громко крикнул на всю комнату о своей любви к Глории.

На следующее утро он позвонил, на сей раз не испытывая ни колебаний, ни неуверенности, только пьянящее возбуждение, которое лишь усилилось при звуках ее голоса.

– Доброе утро, Глория.

– Доброе утро.

– Звоню, чтобы просто пожелать тебе доброго утра… дорогая.

– Рада, что ты позвонил.

– Так хочется тебя увидеть!

– Увидишь завтра вечером.

– Долго ждать, верно?

– Да, – неохотно откликнулась она.

Энтони крепче сжал в руке трубку.

– А можно мне прийти сегодня вечером? – Он был готов на все в блаженном предвкушении почти сказанного в ответ «да».

– У меня свидание.

– Вот как…

– Но я могла бы… пожалуй, его можно отменить.

– О! – задыхаясь от восторга, воскликнул Энтони. – Глория?

– Что?

– Я люблю тебя!

После недолгого молчания из трубки донеслось:

– Я… я счастлива.

Счастье, как однажды заметил Мори Ноубл, длится всего лишь в течение первого часа после избавления от особо тяжкого страдания. Но надо было видеть лицо Энтони, когда он шел в тот вечер по коридору десятого этажа отеля «Плаза»! Его темные глаза сияли, а решительные линии возле рта представляли собой отрадное зрелище. Он был красив, как никогда, благодаря одному из бессмертных моментов, являющихся людям в лучах такого яркого света, что воспоминаний о нем хватает на долгие годы.

Энтони постучал в дверь и, когда ему ответили, зашел в комнату. Глория, вся в розовых одеждах, накрахмаленная и свежая, как цветок, неподвижно стояла, глядя на него широко раскрытыми глазами.

Когда Энтони закрыл за собой дверь, она тихо вскрикнула и двинулась ему навстречу, стремительно преодолевая разделяющее их пространство, на ходу протягивая руки в предвкушении ласки. Смяв хрустящие складки платья, они слились в долгом, полном ликования объятии.

Спустя две недели Энтони и Глория радовали себя «практическими дискуссиями», как они называли беседы, во время которых под прикрытием сурового реализма совершали прогулки в сиянии вечного лунного света.

– Но не так сильно, как я тебя, – настаивал литературный критик. – Если бы ты действительно меня любила, то хотела бы, чтобы все об этом знали.

– Я и хочу! – возмущалась она. – Хочу стать на перекрестке, как человек-реклама, и сообщать о своей любви каждому прохожему.

– Тогда назови причины, по которым намереваешься выйти за меня замуж в июне.

– Ну, потому что ты чистый, такой же чистый, как и я. Существует два вида чистоты. Вот Дик чист, как надраенная сковородка. А мы с тобой чисты, как ручей или ветер. Я с первого взгляда могу определить, чист человек или нет и что собой представляет его чистота.