Прекрасная глупая попытка - стр. 19
– Боюсь, мне пора, – спохватилась я. – Дайте латте с собой, пожалуйста.
Дерек, похоже, расстроился, так что я добавила:
– В городе всего одна кофейня, и пока я тут, кофеин мне важнее интернета.
Я вышла на улицу со стаканчиком латте. Мои дальнейшие действия любой психолог счел бы тревожным звоночком – мол, я тяжело переживаю утрату. Я поехала вслед за машиной аварийно-ремонтной службы.
Миранда
Констанция Лундгрен – живая легенда. Список ее научных достижений покажется скромным только в сравнении со списком ее преподавательских регалий. В девяностые многие возмущались, что Констанцию не отметил Нобелевский комитет, хотя исследование, удостоенное премии, во многом опиралось на ее труды. Единственный человек в научном сообществе, которого этот факт не задел, – сама профессор Лундгрен. Заполучив ее в научные руководители, я словно стала падаваном магистра Йоды. Сперва я считала ее богиней, сошедшей с небес, и лишь проработав с ней около года, увидела обычную женщину – вдумчивую, дотошную и немного напряженную. На ее загорелых, покрытых пигментными пятнами руках проступала каждая жилка, когда она в раздумьях сплетала пальцы и прижимала их к губам, словно вознося молитву собственному разуму. Возможно, она и правда молилась. А еще она была отзывчивой и приветливой – даже водила студентов в походы, в которых я охотно участвовала. Я уважала ее больше всех на свете, так что самое тяжелое решение в своей жизни – покинуть лабораторию ради попытки проникнуть в тайну Карлов – приняла скрепя сердце.
Я и мечтать не могла, что профессор Лундгрен дождется моего возвращения – и в то же время растерялась. Меня одолевали злость и тоска, а работа с каждым днем казалась все бесполезнее. В общем, мне как никогда был нужен совет наставницы.
– Профессор Лундгрен? – Я постучалась в приоткрытую дверь кабинета спустя пару дней после выхода статьи про Петравики.
– Миранда! – Она отложила книгу на край стола. – Как поживают Томасы?
Томасом я назвала свою первую лабораторную крысу, которая… отошла в мир иной несколько лет назад. Однокурсники прознали, что я дала ей имя, и это стало притчей во языцех. С тех пор всех моих крыс – а их сменилось несколько десятков – звали Томасами.
Я, конечно, не в восторге, что приходится ставить опыты на животных, обрекая их на плачевную участь. Если бы существовал способ этого избежать, я бы сразу им воспользовалась. Увы, другого выхода нет.
– У Томасов все хорошо, – улыбнулась я. – За шесть недель никаких признаков отторжения, даже у группы без поддерживающей терапии. Я к вам пришла по другому поводу. Хотела спросить об этом. – Я протянула профессору Лундгрен журнал со статьей о Питере Петравики. – Вы что-нибудь слышали про его лабораторию?
Научное сообщество – одна большая деревня. Все, кто работает в смежных областях, особенно над громкими исследованиями, прекрасно друг друга знают. И уж, конечно, в курсе, когда ученые покидают постоянные должности в университетах ради прибыльных стартапов, о которых еще полгода назад никто не слышал.
– Понимаю, почему ты расстроена, – вздохнула профессор Лундгрен. – Даже я разозлилась, узнав, кто заправляет проектом. Так что да, я в курсе. – Немного помолчав, она продолжила: – Мне тоже предлагали работу. Я уже всерьез обсуждала с мужем новую должность, когда выяснила, кто за этим стоит. И тогда я послала их куда подальше.