Преддверие войны - стр. 2
– У Биттенбиндера спросит, тот ему скажет, вопрос-то, видимо, на этот раз серьёзный. Одно дело – болезнь, он, кстати, воспалением лёгких, оказывается, болел, а другое – такое резкое исчезновение. Не иначе, что-то случилось у него. Чую, что так.
– Ясно, как узнаешь, так расскажешь. Интересно, куда он опять влез, этот неугомонный Дегтярёв?!
– Да-да, я тоже это заметила, с ним постоянно что-то случается. Не приведи Бог такого мужа!
В ответ на эти слова Женевьева расхохоталась, давая волю своим чувствам и смеясь больше над собой, чем над Дегтярёвым. Ей ведь в голову приходила мысль выйти за него замуж, а Марфа сейчас расписала его в таком свете, что аж стало смешно.
– Так пути Господни неисповедимы, и не он подсовывает в мужья женихов, а родители. Эх, Марфа, если бы не знала я, как всё происходит в купеческих семьях, то и не спорила с тобой, но у аристократов всё делается ровно так же, как и у вас. Любовь для нас такое же чудо, как и для последней крестьянки, а выйти замуж по любви сродни явлению Христа народу. Прости меня, Господи, за упоминание твоего имени всуе, – и Женевьева напоказ перекрестилась.
Неожиданно для Женевьевы обычно самодовольное лицо Марфы резко погрустнело, её глаза заволокло поволокой внутренних переживаний, и она некоторое время молчала, но потом живость характера взяла своё, и она, как ни в чём не бывало, продолжила.
– Ну и что теперь, раз не по любви?! Тятя плохого жениха не предложит. У меня всегда достаток будет. А любовь? На кой она, когда жрать нечего и жить негде. Пустое это.
Женевьева скривила губы в понимающей улыбке и перевела разговор на другую тему.
– А ты сама не пожалела ещё, что учиться пошла в инженерную академию, да ещё воздушного транспорта?
– Пожалела. Меня Бог умом не обидел, но тятя говорит, что сейчас тен-ден-ци-я такая, – по слогам произнесла Марфа сложное слово, – нужно учиться. Год пройдёт, и он меня переведёт на экономический факультет, когда девок разрешат туда брать. Другие с нуля начнут, а я уже учёная. Цифрам и математическим расчётам здесь и без того учат, да и премудростям интересным, а в хозяйстве умные девки завсегда сгодятся, если дурами не станут об этом говорить направо и налево всем подряд.
– Гм, – Женевьева только в удивлении покрутила головой, дивясь поистине иезуитской мудрости старого купца. Что на это ответить, она не знала, и поэтому, пожав плечами, пошла вперёд.
Занятия, как раз, уже закончились, и дальше они могли пойти либо в столовую на обед, либо по домам, заниматься своими делами.
Женевьева выбрала второй вариант. В академии ей делать сейчас нечего, а оставаться – значит привлекать к себе внимание многочисленных поклонников, из числа одногруппников, да и не только, от которых она уже изрядно устала. Вот Дарья, та прямо упивалась обществом самых разных кавалеров, а она – нет.
А может, попытаться узнать через отца, что случилось с Дегтярёвым? Нет, этого нельзя делать, – решила она, иначе потом не сможет отвертеться от целенаправленных вопросов отца, а уж от матери и вовсе никуда не денется. Мать в неё вцепится так, что пока всё не вытянет наружу, не отстанет, и тогда они станут за ней следить, ещё и охрану приставят, а то, мало ли, чего от неё ожидать.
Вдруг она так влюбилась, что готова бежать со своим возлюбленным, хоть на край света. Такие случаи бывали, правда, Женевьева очень сильно сомневалась, что Фёдор способен забрать её и увезти на край света. Он и сам не знает, где это, и учиться любит, и достигнуть всего хочет, а за душой – ни гроша. Какой уж тут край света и рай в шалаше, хоть бы до моря добраться, и то, по большей части, придется это делать пешком.