Предатель - стр. 16

– Почему? – Она вызывающе вскидывает бровь. – Потому что я такая хрупкая и нежная?

– Ага, именно.

– Грубиян.

Проблеск ее хулиганской жилки меня смешит. Хотелось бы мне посмотреть, как, по ее мнению, выглядит настоящий бунт.

– Если тебе так хочется поваляться в грязи, можешь побороться со мной. – Я вызывающе щурюсь.

Она широко распахивает глаза.

– Ты не посмеешь.

Забираю у нее бокал и убираю его в сторону.

– Еще как посмею.

И я набрасываюсь на нее. Прежде чем она успевает вывернуться, хватаю ее за талию и опрокидываю на спину. Она извивается, пока я щекочу ее бока и целую ее в шею, и колотит меня по спине и плечам своими кулачками.

– Ты труп, Феннели, – угрожает она мне сквозь истерический хохот.

– Пытайся-пытайся, я-то щекотки не боюсь.

Но я умею подыгрывать, так что я позволяю Кейси найти точку опоры и опрокинуть меня на спину. Она с победной усмешкой усаживается на меня.

– Моли о пощаде, – заявляет она, явно гордая собой.

Придерживая ее за бедра, я изо всех сил стараюсь не ткнуться в нее эрекцией.

– Ладно, сдаюсь, – хрипло говорю я. – Делай со мной что хочешь.

Она наклоняется и целует меня в губы. Я уже наполовину возбужден и молюсь, чтобы она этого не почувствовала. Не то чтобы я не хочу, чтобы она прокатилась на моем члене, но я не собираюсь доводить до этого сейчас. Я не соврал, говоря ей, что не хочу торопиться.

Но чтоб меня, как же она хорошо целуется.

Не знаю, что это за особенная магия, но от одного ее вкуса я становлюсь совершенно диким. «Подмять ее под себя и сорвать с нее одежду» – такой вот сорт сумасшествия. Так что, когда она хватает меня за ладони и поднимает их вверх по своим бедрам, я не сдерживаюсь и провожу большими пальцами по твердым соскам под тонким свитером. У нее вырывается крохотный стон мне в губы, и мой самоконтроль повисает на волоске. Схватив ее за грудь, я сжимаю пальцы, и она начинает двигать бедрами взад и вперед.

Со стоном опрокидываю нас набок и отстраняюсь. Ровно настолько, чтобы мы больше не соприкасались ниже пояса, пока я целую ее шею. Если она мне позволит, то я возьму ее прямо здесь, и это будет восхитительно. А еще это испортит все, что могло бы между нами быть.

– Не торопись ты так, – говорю я, когда ее лицо грустнеет. – У нас полно времени.

Это не то, что она хочет от меня услышать. Даже когда она наклоняет голову, чтобы поцеловать меня, и запускает пальцы мне в волосы, очевидно, что она уже думает, что сделала не так. Она, разумеется, все сделала так, и мне жаль, что я не могу ей этого объяснить.

Единственный человек, который неизбежно напортачил, это я.

Ужины в этом доме – дело семейное, и это не обсуждается. Да, по выходным тоже, без исключений. Если мне или Слоан нужно пропустить ужин, то от нас требуется заявление в письменном виде и презентация с описанием основных причин, почему нас должны отпустить. Ну хорошо, не до такой степени, но почти. К этой традиции папа относится очень серьезно.

Я все еще парю в небесах после свидания с Фенном, помогая Слоан накрывать на стол. Папа шуршит на кухне, завершая блюдо, которым нас порадуют на этот раз. Честно говоря, готовит он ужасно, и мы все это знаем, но папа все равно настаивает. Слоан думает, что он пытается играть сразу две роли – строгого добытчика и заботливого домохозяина, но домашние дела ему никогда не давались.