Предать себя - стр. 8

Ну вот что он пристал? Нормально же всё было первые пару недель. Сейчас словно умом тронулся. Обязательно унизит, заденет, оскорбит. И каждый его прихвостень считает своим долгом продолжить дело наставника.

Нет, у нас в группе есть нормальные ребята, но никто не решается пойти против группки мажорчиков с гиперболизированным чувством вседозволенности и собственной значимости. И не дай бог перетянуть их внимание на себя.

Доходит до того, что я просто начинаю избегать его на переменах. Сама понимаю, что это уж никуда не годится. Но когда-то же ему надоест надо мной издеваться?!

Надо поменьше подпитывать его ненависть. Полный игнор! Да, точно.

Но как же тяжело оставаться равнодушной, когда гнев бессилия сводит с ума!

В класс возвращаюсь, когда уже занятие идёт полным ходом. Преподаватель по истории делает вид, что не замечает моего опоздания, чего не скажешь о моих одногруппниках. Тихие пересмешки прокатываются по аудитории и тонут в повышающемся голосе лектора.

После занятий спешу к гардеробу. Надеваю поверх испачканного пуловера чёрную толстовку, шапку и выбегаю на улицу.

Сильный порыв ледяного ветра с дождём и снегом едва не выдувает душу. Накидываю поверх шапки капюшон, затягиваю шнурки и вжимаю голову, моментально продрогнув до костей. Быстро шагаю к дому.

Похоже, мне не удастся более откладывать покупку тёплой куртки. Блин, денег жалко, капец просто! А что делать? Если я слягу с какой-нибудь пневмонией, лучше не будет. Да и в больнице святиться мне не стоит.

Задумавшись и пряча глаза от ветра, не сразу замечаю приближающуюся машину. Поздно отскакиваю от летящей из-под колёс снежно-грязевой жижы.

— А я сразу в этом гопнике тебя признал, — из опущенного окна довольно дорогой машины выглядывает нахальная рожа Вострикова. — Прыгай, подброшу, — как бы нехотя предлагает с великим одолжением на скучающем лице. — А то отморозишь свои прыщики.

— Как бы я ни мёрзла, до тебя, отмороженного на всю голову, мне бесконечно далеко!

— Придурочная! — рычит и резко срывается с места.

Вибрация в правом кармане заставляет остановиться. Вытаскиваю кнопочный телефон и с дикой неохотой принимаю вызов:

— Да, Элла Борисовна.

— Знаю, мы договаривались на пятницу, но у меня форс-мажор. Ты нужна мне сегодня, — ровный, твёрдый голос не спрашивает, утверждает. Знает, что отказать я ей смогу ещё не скоро.

Сжимаю до боли зубы и со злой обречённостью пинаю кусок снежной грязи.

— Всё как обычно. И сегодня процент не возьму, — великодушно, что бывает крайне редко, добавляет и одновременно добивает меня.

Вот дьявол! Чёртовы деньги! Всё из-за них…

— Буду, — выдавливаю, чувствуя горькую тошноту под ложечкой.

В четвёртом часу утра я еле заваливаюсь на заднее сидение такси. Вытягиваю ноющие ноги со сбитыми в кровь мозолями и обессиленно прикрываю глаза, откинувшись на неудобный подголовник.

Каждый раз после работы чувствую себя не просто выжатым лимоном, а вдобавок приправленными сверху гадким, скверным омерзением и ненавистью к себе самой. Настолько тошнотворной неприязнью, что у меня внутри всё скрипит от несмирения. Паршиво-то как…

Не знаю, насколько меня хватит. И если вдруг что-то пойдёт не по плану, не сломаюсь ли я? А может, я уже сломалась? Или, во всяком случае, надломилась.

Открываю глаза и упираюсь лбом в холодное стекло. Отрываю взгляд от быстро мелькающих городских огней и поднимаю выше, на небесные огни. В глазах мгновенно скапливаются слёзы дикой усталости, страха, обиды и близкого отчаяния.