Право на новую жизнь - стр. 3
Вероника громко плакала, закрывая голову от ударов, что непрерывно сыпались на нее. Женщина выгребла вещи и, схватив девушку за волосы, рывком подняла ее голову и закричала:
– Смотри, сколько у тебя вещей, дармоедка! Что, мало, да? Я и так одна горбатюсь на всю семью, ничего себе лишнего не позволяю. А тебе прямо сейчас понадобились джинсы и сапоги. Иди к своему папаше и проси у него, ясно? Хотя он ничего не даст тебе, он же нищий. Да и не нужна ты ему, у него теперь своя жизнь. Хотя… кому ты вообще нужна? Если бы знала, что все так получится, я лучше бы аборт сделала, чем тебя рожать.
Девочка продолжала плакать. Слова, сказанные матерью в порыве ярости, больно ранили ее. Первое мгновение ей захотелось выброситься из окна, дабы покончить с этой несчастной жизнью. Но в последний миг что-то ее остановило от подобного действия. Вместо этого Вероника уткнулась лицом в подушку и заплакала.
Инна Викторовна со злорадством смотрела на несчастную дочь, в ней не осталось ни капельки сочувствия к этой несчастной, забитой жизнью девочке. Всю нежность, заботу и любовь женщина отдавала Сергею и Даниилу, которые ее ни во что не ставили. Веронике же не оставалось ничего, только побои и унижения каждый день.
Но как говорится, беда не приходит одна. В последнее время, когда Вероника перешла в седьмой класс, отношения с одноклассниками тоже испортились. Класс разделился на группы, и каждая из этих групп старалась продемонстрировать свое превосходство над остальными. За бортом отверженных оказалось двое человек: Вероника и Оля. Последней повезло больше: родители, желая для дочери лишь добра, перевели ее в лицей, подальше от хулиганов и жестоких одноклассников. Вероника же осталась одна одинешенька со своей проблемой, которая не волновала никого из взрослых: ни учителей, ни родителей. Девушка и так чувствовала постоянное негативное давление дома, так еще к этому добавилась школа с ее порой жестокими законами среди учащихся. О переводе хотя бы в параллельный класс не было даже и речи: Инна Викторовна не желала найти лишние деньги, дабы заплатить взятку классному руководителю, а за просто так никто помогать не собирался. Покинутая всеми, брошенная на произвол судьбы, Вероника старалась изо всех сил побороть страх и робость, но тщетно. Комплексы, привитые матерью и отчимом, мешали ей построению отношений с одноклассниками.
Кажется, хуже быть не может. Но, оказывается, может. В тринадцать лет у Веронике ухудшилось зрение. Бабушка пошла с ней к окулисту, который прописал носить очки во время просмотра телевизора и чтения книг. Девочка и представить не могла, что очки эти еще больше испортят ей жизнь. Мало того, что в школе вот уже год она подвергается насмешкам со стороны одноклассников и учителей за ее одежду и внешний вид, так еще и дома в кругу близких людей, которые, напротив, должны были бы поддержать ее.
Сергей при виде падчерицы в очках разразился смехом. Отсмеявшись, он закурил сигарету и сказал:
– Вер. Ты и так уродина уродиной, так еще и очки надела. Теперь ты стала четырехглазой уродиной.
Сидевшая на кухне с кроссвордом Инна Викторовна, услышала слова, сказанные в адрес дочери, и решила поддержать мужа:
– Да, вся в отца уродилась. Такая же страшная и никчемная. Даже не знаю, кто ее замуж возьмет с такой рожей и характером. Так и будет одна всю жизнь.