святыни в начале всех исходов!
[58] (Плач. 4, 1). И что означается здесь
златом, этим превосходнейшим из всех металлов, как не превосходство святости? что –
сребром добрым, как не любезная всем драгоценность благочестивой жизни? Что –
камнями святыми, как не разные чины священнослужителей Божиих? Что –
исходами[59], как не тот
широкий путь мира сего, который, по словам Самой Истины,
вводит в пагубу?(Мф. 7,13). Итак,
злато темнеет и блеск свой теряет, когда святая и неукоризненная жизнь омрачается суетными мирскими заботами;
сребро доброе изменяет свою белизну, и чистота его тускнеет, когда доброе о нас мнение, заслуживаемое добрыми делами, переменяется в худую молву с переменой нашего нравственного поведения; драгоценные
камни святыни рассыпаются по распутиям, когда и те, которые должны бы всегда пребывать внутри святилища, как лучшее украшение Церкви, исходят на пути широкие мирской суеты. Ибо эти камни дорогие для того и хранились во святилище храма, чтобы могли служить украшением одежды первосвященника. Но когда служители алтаря своей жизнью не располагают народ к прославлению Искупителя своего, как могут они называться украшением святыни Сего Великого Архиерея? Эти
камыцы святыни остаются в пренебрежении, как уличные камни, попираемые ногами проходящих, когда священнослужители Божии самолично предаются суетным делам мирским, ища в них корыстолюбивых прибытков и чувственных удовольствий для себя. И надобно заметить, что у пророка не просто о них сказано:
во всех исходах разсыпашася, но:
в начале всех исходов, так как они и среди суетных мирских занятий хотят казаться высокими начальниками, чтобы и на широких путях мирской суеты и удовольствий удерживать за собой первенство во имя святости звания своего. Впрочем, ничто не мешает разуметь здесь под
камнями святыни и те самые камни, из которых построено святилище храма Соломонова. И в этом истолковании скорбь и жалость пророка о разбросанных и попираемых на площадях камнях не будет ли иметь того же самого значения скорби и жалости о том, что священные лица, на которых некогда опиралась слава дома Божия, находят удовольствие исходить на
широкие пути, вводящие
в пагубу, и предаваться суетным житейским заботам. Можно еще пастырю иногда терпеть их, можно по временам и обстоятельствам принимать даже участие в них из сострадания к немощной братии; но привязываться к ним до пристрастия и поставлять в них все удовольствие свое – это и недостойно пастыря, и гибельно для него: эти житейские попечения могут обременить душу до того, что сделают ее неспособной высвободиться из бездны их и подняться горе.
С другой стороны, нельзя одобрить и тех пастырей, которые посвящают свои занятия исключительно одним духовным предметам, так что внешние нужды паствы для них как бы не существуют, которые не то чтобы предпочитают потребности тела потребностям души, а вовсе уже пренебрегают ими и на удовлетворение их не обращают никакого внимания. Ибо и здесь что бывает следствием сего? И пасомые, не видя в них сочувствия к своим нуждам, остаются, в свою очередь, равнодушны и к ним, пренебрегая большей частью их пастырскими наставлениями, хотя в существе своем и полезными, но слабо действующими на сердца их, мало к тому подготовленные и удовлетворением насущных потребностей не привлеченные. Выслушивая из уст их обличения своего невежества и своих проступков, но не видя сочувственного сострадания к своим немощам и нуждам настоящей жизни, они неохотно слушают их духовные беседы, а еще менее выполняют то, что им внушается в них. Для нуждающихся в вещественных благах недействительны бывают уроки такого учителя, который не подает им руки помощи в претерпеваемых ими нуждах и не привлекает к себе милосердием. Семя слова Божия легко проникает в сердца их, возрастает и дает плоды тогда только, когда проповедник орошает и поливает его сострадательным милосердием к ним. Поэтому пастырям необходимо заботиться и о невинных средствах к процветанию внешнего благосостояния членов своих паств, если для них вожделенно, чтобы и внутреннее их благочестие тем более процветало. Пусть же они, ревнуя о последнем, не пренебрегают и первым: иначе пасомые их, повторяю, как бы вправе будут отворачиваться от кафедры проповедника, когда он отворачивается от их насущных потребностей жизни. Посему-то и верховный пастырь Христова стада, апостол Петр, с отеческой заботливостью увещевает:
