Правда о штрафбатах. Как офицерский штрафбат дошел до Берлина - стр. 39

записаны эти же цифры, только есть еще одна фраза: «Налицо людей 349». Элементарный подсчет обнаруживает разницу в 78 человек, которые, вероятно составили боевые потери (убитых и раненых) за период 20–22 декабря. Значит, и эти 3 дня не были спокойными. При соотношении потерь аналогично тому, какими они оказались 23 декабря (1:2), можно предположить, что эти потери составили: убитых – 26, раненых – 52. Так что возможные потери за весь период могли составить убитых – 170, раненых – 340. По предварительным, далеко не точным подсчетам (не было времени для точных подсчетов трупов противника!), на поле боя осталось более 300 трупов фашистов, в том числе 1 генерал, 22 офицера, 250 солдат. Надо сказать, что штрафники, как правило, пленных не берут без специальной на то команды, но здесь в плен было взято 2 унтер-офицера и 24 солдата. Наверное, так сложились обстоятельства. (Эти цифры также подтверждаются архивными документами ЦАМО РФ.) Может, я утомил читателя обилием цифр, но этим примером мне хотелось показать, какова общая картина жестокости и напряженности боев, которые приходится вести штрафбату!!!

В этот же день мы познакомились с командованием и штабом батальона, некоторыми его тыловыми службами и частью политаппарата. Мне почему-то сразу запомнился высокий, богатырского телосложения старший лейтенант Желтов Александр Матвеевич, который представился мне, лейтенанту, как парторг батальона и сразу же, как-то быстро, без каких-либо формальностей, поставил меня, кандидата в члены ВКП(б), и многих других на партийный учет. Наверное, только парторга Желтова, Филиппа Киселева да еще начальника службы вооружения, старшего лейтенанта Бабича, из рук которого я получил свое личное оружие – пистолет системы «Наган», и помощника начпрода, старшину Червинского, накормившего нас с дороги по прибытии в батальон, я запомнил сразу. Это потом, постепенно круг знакомств расширялся.

На второй день нашего пребывания в батальоне нас развели по окопам переднего края, и я здесь впервые увидел ту главную силу штрафбата, тех бойцов, которых как-то непривычно заочно называли штрафниками. Я говорю «заочно», потому что уже в первый день нам разъяснили, что всех их принято здесь называть и обращаться к ним по-особому: «боец-переменник», так как, в отличие от нас, они относились к переменному составу, а мы – к постоянному.

Несколько дней мы прожили в окопах вместе с этими бойцами. Я увидел, что большинство моих бойцов во взводе разведки, который мне подчинили, старше меня по возрасту. Да и по их временно отнятому званию – тоже. Обмундированы бойцы батальона, как я успел обратить внимание, были как-то разношерстно: большинство – в солдатских шинелях и шапках-ушанках солдатского образца, на ногах – ботинки с обмотками, некоторые – в офицерских шинелях и сапогах, но все без погон. Оказывается, первые – как правило, бывшие военнопленные и вышедшие из окружения или из освобожденных от оккупации территорий (потом всех их стали называть «окруженцами»), а вторые – бывшие офицеры фронтовых или тыловых подразделений, осужденные Военными трибуналами или направленные в штрафбат решением командиров дивизий и выше. В разведвзводе оказались все из боевых офицеров, «окруженцев» там не было. Это было понятно, взвод комплектовался из имеющих боевой опыт, обстрелянных бойцов. Только я, их командир, оказался в этом отношении «салагой», которому еще предстояло набираться боевого опыта…