Практическая психология. Герцог - стр. 59
— Меня не тронут. У нас нет вражды с этим племенем, но ты хороший товар. Тебя можно продать, а можно отдать женщинам. Не волнуйся, этого не будет,— увидев, как напрягся Алан, поспешил успокоить его горец. — Они хотят… э-э-э… а потом тебя, наверное, продадут, если никто из женщин не захочет взять себе мужа. Они не знают, кто ты. Думают, что ты простой воин.
— Угу. А кто такой кульфи?
Иверт сделал вид, что рассматривает щель в стене.
— Кульфи… они презренные, рабы, вас не тронут, это игуш хорошо придумал, — зашептал воин. — Только никому об этом не рассказывайте. Это позор для мужчины.
Блин! Да что же это такое?
— Кто такие кульфи? — грозным шепотом спросил Алан, чувствуя, что его втягивают в какую-то очередную авантюру.
В это время вновь раздался голос Гадюки.
— Что она говорит? — спросил Алан.
Ну вот отчего было не начать изучать язык горцев? Эх, Виктория, как много ты упустила за своими переживаниями!
— Она говорит, — начал переводить Иверт, но конт поднял руку, останавливая его.
— Эй, охотник, ты знаешь язык горцев? — обратился Алан к слепому мужчине.
— Знаю маленько, кир.
— Переводи ты.
Глаза Иверта гневно блеснули, он автоматически положил руку на пояс, словно искал там нож, но затем, заметив, что конт внимательно за ним следит, расслабился и медленно отошел к стене.
Виктория больше не могла доверять Иверту. Вот гадство! Неужели она в нем ошиблась? Она ведь редко ошибалась в людях. Раньше. В той жизни.
— Она, значицца, бает, что жаль, что горец успел вас охолостить! Теперь, мол, Урагану придется работать за двоих. Она начнет резать вашего воина. Если игуш, значицца, не выйдет к ней. — Иверт что-то прокричал в ответ, и слепой перевел: — Он бает, что выйдет, ежели она поклянется духами предков вас не трогать. Она поклялась.
Виктория повернулась к Иверту, но горец уже распахнул дверь и выскользнул наружу.
Идиот! Как можно верить словам? Хотелось выскочить следом, не пустить, защитить, прибить эту сексуальную маньячку! Но вместо этого Виктория опустилась у стены на корточки и задумчиво произнесла, ни к кому не обращаясь:
— Кульфи — это евнух?
Вот сучонок! Да как он посмел! Зачем? Чтобы посмяться? Эй, спокойно! Чтобы защитить! Он спас тебя от изнасилования! Судя по всему, горцам даже дотрагиваться до кульфи противно. Это многое объясняет. Виктория прислушалась к своим эмоциям. Нет, ее совершенно это не задело. Все же психика у конта больше женская, чем мужская, чтобы еще париться по этому поводу. Евнух, так евнух. Лишь бы не пришлось работать жеребцом-производителем. Но Иверту она об этом говорить не станет.
Виктория села, вытянула ноги, заметила, что горцы отодвинулись от нее как можно дальше, зато ее воин подвинулся и сел рядом. Стало спокойнее, хотя душа болела за Иверта. А еще в голову лезли мысли о его предательстве. Неужели он специально завел их в ловушку? Но тогда отчего не сдал сразу Гадюке, почему защищает? Не логично. Она пыталась проанализировать ситуацию, взглянуть на нее со стороны. Но мысли возвращались к Гадюке. К тому, что сейчас происходит за стенами их вынужденной темницы. Сдержит ли горянка свое слово? Отпустит ли их после того, как Иверт… думать о том, чем сейчас занимается горец, не хотелось. И Виктория, прикрыв глаза, начала вспоминать родных. Их лица постепенно исчезали из памяти, но она помнила свою прошлую жизнь очень отчетливо. Так, незаметно для себя, она и заснула. А проснулась от криков, раздающихся за дверью. Один из игушей попытался открыть дверь, но она не поддалась. Он разочарованно воскликнул и стукнул кулаком по стене.