Позволь чуду случиться - стр. 26
Потому что посмеяться тут, конечно, было над чем. И кое-кому это могло бы не понравиться.
Например, я старалась не смеяться, представляя, как могла должна была выглядеть матушка этих двоих, окажись они братьями, если их отцом был вполне нормальный человек дядюшка Гилерм. На которого они, к тому же, были ни капли не похожи.
Дядюшка застал последние штрихи марафета на кошачьей морде и ничего не сказал. Надеюсь, не сообразил, что это могло значить. А я, к счастью, не умею говорить по-местному и объяснять не стану, даже если Куся слопал что-нибудь очень нужное.
И пока я делала независимый вид, который должен был показать, что мы с котом лапочки и заюшки, дядюшка тяжело уселся напротив и уставился на меня тяжёлым взглядом.
Такие взгляды не вселяют уверенности.
Нервируют даже. Поселяют мысли какие-то совсем уж тревожные.
По крайней мере, в меня, потому что Куся вообще не обращал внимания на нас, людей. Он лез на стол лапами, принюхивался, а я, стараясь, чтобы это выглядело естественно, пыталась ему помешать в этом и косилась на дядюшку.
Он заговорил по-стариковски, хрипловато и низко, показывая на мои волосы и на штаны:
- Фейо! Фейовенте!
И далее - лекция, украшенная жестами, скорее экспрессивными, чем информативными. Но смысл я, кажется, уловила: не показывайся на глаза здешним людям, ты слишком другая, а иначе - кирдык.
Значит, меня прячут, скрывают от всего мира? И поэтому не пустили туда, где звякал колокольчик?
Почему? Одежду можно поменять, волосы - спрятать. Что ж такого во мне, что нужно скрывать?! Я обняла Кусимира двумя руками, прижала к себе, будто хотела его защитить. Или сама хотела защититься за ним, скрыться от опасностей этого мира?
В общем, сам по себе Гилерм при более близком знакомстве оказался вполне себе ничего. Просто забоялся, что меня, такую всю из себя неместную, кто-нибудь увидит. Да и вообще он был спокойный, улыбчивый, уравновешенный, как и большинство пожилых и повидавших мир людей.
Он и говорил, и вел себя взвешенно и даже успокаивающе. Часто брал мою ладонь в свои руки и гладил, если что-то не получалось. Улыбался так поддерживающе. Ободряюще даже. Одним словом - добрый дядюшка.
Кота моего любил. Тоже.
А я очень нервничала из-за Кусимира. Он же мерзкая скотина - берёт, где не клал, жрёт что ни попадя, дурниной орёт опять же... А вдруг выставят нас на улицу из-за этого? И что тогда? Куда мне?
Потом ещё выяснилось, что кот моих благодетелей не терпел. Он вообще не ангельского был характера, но Жажу не любил сильно. И Пенгуэна. И что самое удивительно - дядюшку тоже!
И если в отношении первых двух ещё всё понятно и я полностью солидарна, то почему кот не любил Гилерма, было нелогично. Ведь он всегда находил что-нибудь вкусное, чтобы угостить наглую кошачью морду, никогда не пытался, как Жажа, его схватить, никогда не ругал.
Но кот не давался погладить, шипел, огрызался, уворачивался.
Кусимир с крыльями - это почти тот же Кусимир, что и без крыльев, только с вредностью иного характера. Избирательной. И избрал лысая скотина себе странный способ выразить этот характер. Он выбрал меня единственной, кого любил. Если это вообще была любовь. Но так или иначе, ко мне он забирался на ручки, позволял гладить и чесать за ушком, а всех остальных игнорировал.