Позови меня, Ветлуга - стр. 37
– Ну, что, чуваки, выпивать будете?
Арсена, похоже, даже не смутила бравада Варнака.
– Уважаемый, я к тебе приехал по просьбе дяди Савелия.
– Знаю я дядю Савелия и уважаю его.
– Так вот…
И тут Андрей, взбешенный наглостью Варнака и ощущая всю свою второстепенность в этой сцене, взял из рук Гурама топор и, размахнувшись, засадил его в столешницу, попав ровно между указательным и большим пальцами хозяина стола, разрубив при этом его золотую цепь.
– А мог ведь и по руке попасть, – съязвил Эдик Брагинский. Но по голосу было понятно, что он здорово напуган.
– Промахнулся! – с легкостью и иронией ответил Андрей. Ему действительно почему-то стало легко.
– Завтра всэх чтоб нэ одын нэ выдэл. Порублю! – заявил Гурам. Он вытащил топор из столешницы, взял обрубок золотой цепи, и, повертев его, бросил назад с возгласом «вай!», а вместо него зацепил двумя пальцами со стола бутылку коньяку.
– Варнак, мы выполняем просьбу дяди Савелия, тут ничего личного. У подъезда стоит наше такси. Если хочешь, можешь уехать на нём. И лучше, если вы все уедете сегодня. Приедешь за своей щебёнкой через два дня. И ещё – лучше для тебя будет, если ты всю сегодняшнюю историю забудешь.
Уже на улице, закурив и подозрительно сощурившись, Арсен обратился к Андрею.
– Не ожидал от тебя. Правильный ты пацан, дерзкий. Если на зоне когда случатся проблемы, скажи, что за тобой Рамо стоит. Гурама под таким погонялом весь Союз знает.
– А зачем мне ваша зона?
– Ну, не зарекайся.
…Так и просидел два дня с топором в руках на куче белоснежной щебёнки, которая горой завалила маленькую баржу-самоходку. Пришлось всё брать под свой контроль – капитан с матросом попытались отнекаться от неприятного рейса, видно, прознали что-то про историю в Доме колхозника и про жёсткого заказчика.
Так и дремал на мерзлой щебёнке в ватных штанах, ватнике и зимней шапке, подложив топор под бок и посасывая водку. Шесть бутылок выпил. Взял десять, а выпил только шесть. Не помогло – воспаление легких подхватил, надо было все десять выпить.
Кровью начал кашлять. Таблетки, больницы – все не впрок и все не в срок. Наряды и приёмные акты осенью подписывал Эдик. Деньги в большом портфеле привёз в больницу.
Андрей открыл его и посмотрел на банковские упаковки.
– Ну, что? Сколько скрысятничал?
– Андрей, ты что? Ну, две тысячи – вроде бы заработал? А?
– Побожись!
– А какому богу я божиться стану? У вас один, а у нас другой. И наш разрешает нам обманывать иноверцев, когда речь идёт о деньгах.
– Не юродствуй! Всё, надо вставать и заниматься главным делом – разнести денежки кому сколько полагается.
– А давай я всё сделаю. Ты только скажи – кому сколько.
– Нет, Эдик. У тебя и не возьмут. Это самое большое искусство всех времён и народов: кому, сколько и как занести. Кто это знает и умеет, тому все двери открыты. И князья татарам платили, чтобы спокойно жировать, и губернаторы – царским министрам, и князьки всех колоний – королеве Англии. И все готовы были платить, да не у всех берут. Так что это – моё личное дело.
Всё прошло – чин чинарём, если бы не разговор с Сергеем Юрьевичем, той «капелькой ртути», тем колобком, который был помощником Ивана Ивановича. Он снова был помощником, но уже начальника Стройкомплектснаба, и снова сидел в маленьком кабинете без номера и без таблички. Он небрежно принял от Ворошилова пакет, молча указал ему на стул и, повернувшись спиной, стал разбалтывать в двух кружках растворимый кофе.