Позови меня, Ветлуга - стр. 11

Андрей тоже по вечерам ходил в клуб. Молоденькие девчонки-пигалицы строили ему глазки и просто приставали. Две из них на какое-то время сделали Андрея объектом своих ежедневных розыгрышей. Каждый вечер после закрытия клуба они хором просили его: «Андрей, проводи!» А когда он отнекивался, они пристраивались к нему в хвост и начинали петь частушки с картинками:

Или:

Однако через месяц почти ежедневных наблюдений всей этой, на первый взгляд, скабрёзной тусовкой, в которой средством общения был на пятьдесят процентов матерный язык, Андрей ощутил некую целомудренность, которую берегут ребята. Ущипнуть за зад, схватить за грудь – это можно, это – проявление симпатии, это даже поощрялось девчонками. А поцелуи или – затащить в баню, вообще, все интимное было не просто предосудительно – было за гранью возможного и за гранью понимания. В городе – да, а здесь наш родной, правильный мир. Хотя в селе были три доярки: две Таньки и Зинка. Это были прожженные тетки. Одна Танька была вдовой – у неё мужа раздавило трактором. Другая Танька была солдаткой – у неё муж из армии не вернулся, и осталась она одна с ребёночком. Зинка была вообще холостая, то есть у неё было трое детишек от разных мужиков, но замужем она не была. Жили её детишки с бабушкой, а Зинка жила одна в своей избе и, как говорится, гуляла напропалую. Бабам было лет по тридцать, и студенты по ночам похаживали к ним в гости. И втроём ходили, и впятером даже.

Возвращались под утро всегда пьяненькие и довольные. Вспоминали свои гаденькие похождения, гнусно смеясь: «…а Танька говорит – хоть втроём, хоть впятером, а по-собачьи не буду», «…а Зинка говорит – а я только после четвёртого мужика улетаю». Андрей выходил при таких разговорах на крыльцо – что-то ему претило внутри даже присутствовать при них.

Андрей же повадился по вечерам ходить в клуб, но не на танцы. Иногда в небольшой комнатке за сценой этого местного дома культуры деревенские собирались и играли в карты. Играли в очко, играли и в свару. Играли по копеечке. Студентов тоже приглашали. Андрей, как всегда при игре, некоторое время стоял в стороне, присматриваясь. Потом, войдя во вполне логичное, по его мнению, течение игры, он садился за стол, и к закрытию клуба у него в кармане всегда был плюс: полтора, два рубля. Эти деньги он считал как бы общественными и покупал на них в сельмаге конфеты и пряники к чаю, который по вечерам пили в школе.

Интересное, неожиданное и чем-то тревожное знакомство у Андрея произошло уже в конце лета, когда бригадиры закрывали последние наряды, а доцент Марков делал расчеты по зарплатам и выписывал ведомости. В клуб вечером заглянули трое незнакомых мужчин. Андрей их сразу заприметил: он ещё не заходил в комнатку за сценой, где играли, и стоял около радиолы, перебирая пластинки. Вошедшие были не такие, как все, не деревенские – одеты они были в костюмы и в шляпах. И не только в одежде было дело.

Зайдя в зал, троица остановилась, о чём-то переговариваясь. Андрей ощутил запах адреналина, который повисает на городских танцплощадках перед драками. Но мужчины вышли на крыльцо и остались там курить.