Позолота - стр. 9

– Как же… я… з-закоченела.

Отец, штопавший у камина носки, так и подскочил:

– Где ты пропадала? Уже больше часа, как солнце зашло!

– Из-з-звини, папочка, – пробормотала она, повесила плащ на крючок у двери, сняла шарф и села рядом с ним.

– А варежки где? Только не говори, что снова потеряла.

– Не потеряла, – выдохнула она, придвигая второй стул поближе к огню.

Положив ногу на ногу, Серильда принялась растирать пальцы и вскоре снова стала их чувствовать.

– Засиделась допоздна с детьми. Не хотела отпускать их одних по темноте, поэтому проводила каждого до дома. А близнецы живут на другом берегу реки, вот и пришлось тащиться обратно, а потом… Ох, как же хорошо дома!

Отец нахмурился. Он был еще не старым, но от вечного беспокойства на его лице давно появились морщины. Возможно, дело было в том, что он растил ребенка один… Или в сплетнях и слухах, ходивших в городке, а может, мельник просто был из тех, кто тревожится по любому поводу. В детстве Серильда забавлялась, рассказывая отцу истории о своих опасных проделках. Он приходил в ужас, а она – в восторг, и только потом, смеясь, признавалась, что все выдумала.

Теперь-то она понимала, что не очень хорошо поступала с тем, кого любила больше всех на свете.

– А варежки? – повторил отец.

– Обменяла на семена волшебного одуванчика, – сказала она.

Отец укоризненно посмотрел на нее. Серильда смущенно улыбнулась:

– Варежки я отдала Гердрут. Дашь воды? Ужасно пить хочется.

Отец покачал головой, и что-то ворча, подошел к ведру, в которое набирали снег и оставляли таять у печи. Взяв с каминной полки ковшик, он зачерпнул воды и протянул дочке. Вода была ледяной, и Серильда почувствовала во рту привкус зимы.

Вернувшись к камину, отец помешал в котелке, висевшем над огнем.

– Не люблю, когда ты в полнолуние гуляешь одна. Знаешь ведь, что бывает. Дети пропадают.

Серильда не смогла удержаться от улыбки. Долгие годы она слышала эти слова, они-то и вдохновили ее на сегодняшнюю сказку.

– Я уже не ребенок.

– Не только дети исчезают. Даже взрослых мужчин находили – они были не в себе и бормотали что-то про гоблинов и русалок. Как ты можешь думать, будто в такие ночи снаружи безопасно? Я-то надеялся, что воспитал тебя разумной.

Серильда улыбнулась ему. Они оба знали, что это было за воспитание – непрерывный поток предостережений и суеверий, которые скорее разжигали фантазию, чем учили осторожности.

– Со мной все в порядке. Никто меня не похитил, никакой упырь не утащил. Да и кому я нужна-то, честно говоря?

Отец мрачно уставился на нее:

– Любой упырь был бы счастлив заполучить тебя.

Серильда прижала к щекам отца ледяные пальцы. Он вздрогнул, но не отстранился и позволил дочери наклонить его голову и поцеловать в лоб.

– Если кто-нибудь из них заглянет на огонек, – сказала она, отпуская его, – я передам им твои слова.

– Все бы тебе шутить, а это ведь не шутки. В следующий раз, если поймешь, что можешь задержаться в полнолуние, возьми лошадь.

Серильда не стала напоминать отцу, что их старый Зелиг давно уже может считаться недвижимостью, а не лошадью. Вряд ли ему удастся обогнать Дикую Охоту.

Она просто сказала:

– С удовольствием, если тебе так будет спокойнее. А теперь давай ужинать. Пахнет так, что слюнки текут.

Он взял с полки две деревянные миски.

– А вот это правильно, умница ты моя. Лучше лечь пораньше и заснуть задолго до полуночи.