Пожар в коммуналке, или Обнажённая натура - стр. 27
Загайдачный молча встал и шагнул к Шпруху.
– Я, кажется, оговорился, – Шпрух снял с носа темные очки и, близоруко вчитываясь в бумагу, поправился: – Тут пятерка не пропечатана.
Он подрисовал недостающий хвостик. Загайдачный так же молча отступил и сел на место.
– А почему у Шпруха семь процентов? – заволновался Подлепенец, моргая белесыми ресницами. – Это опечатка?
– Нет, это не опечатка. Тут есть негласные соображения. Тут мы с Виктором Петровичем уже все это обсуждали, – увильнул Шпрух. – Цифры не столь важны. Хотя, впрочем, для ясности, я, пожалуй, зачту сперва устав, – он рылся в бумагах, отыскивая нужную. – А потом мы вернемся к цифрам. Ага, вот. Итак…
– Не «зачту», а «зачитаю», Семен Михайлович! – строго заметила Змий.
– Что? – рассеянно откликнулся Шпрух, напряженно вглядываясь в свои бумаги.
– Говорят – не «зачту», а «зачитаю».
– Ах, оставьте, Генриетта Сергеевна, эти штучки, честное слово! – плачущим голосом взмолился Шпрух. – И так голова кругом идет.
Семен Михайлович быстро и невнятно зачитал устав, но никакой ясности не наступило – наоборот, прибавилось туману.
Одно все поняли точно и определенно: ломбард гребет себе пятьдесят один процент, то есть контрольный пакет.
Подлепенец встал и громким голосом объявил, что больше тридцати процентов лично он ломбарду не даст. Никак нельзя давать. Нерезонно.
– Позвольте, ну как же нерезонно, если очень даже резонно! – попробовал возразить ему Шпрух. – И потом, юридически, строго говоря…
Встала со своего места Зверева и, подойдя к столу, шмякнула на него пустую хозяйственную сумку с темными застарелыми потеками от мяса на дне.
– Вот моя жизнь собачья! – сварливо начала она. – Вот моя, Виктор Петрович, жизнь, – Зверева снова подняла сумку и снова шмякнула ее на стол. – Двое иждивенцев. Я согласна на три процента, но приплюсуйте еще по два на каждого иждивенца – выходит ровно семь. Это математика.
Все внимательно и с отвращением глядели на сумку.
– А я вот что предлагаю, – предложил Подлепенец. – Пусть каждый из нас на отдельной бумажечке напишет причитающийся ему процент. Но только объективно и по-честному.
– Валяйте, пишите, – вяло махнул рукою Шпрух. – Пишите по-честному.
Бумажки были розданы, заскрипели перья. Представители ломбарда сидели не шевелясь с окаменелыми лицами.
Наконец, после долгих подсчетов и препирательств была определена общая сумма. Всего процентов оказалось триста семьдесят два.
– Вот и прекрасно! – обрадовалась Зверева. – Теперь все по справедливости.
– Но столько процентов в природе не бывает! – взорвался Шпрух. – Я вам для наглядности подсчитал, но столько ведь не бывает!
– А Стаханов! – выкрикнул кто-то от дверей.
– В природе не бывает таких процентов. Если взять целое за сто, то отсюда следует… – стал растолковывать Шпрух, но его тотчас оборвали.
– В природе не бывает, а у нас будет! – выкрикнула Зверева.
Семен Михайлович Шпрух развел руками и, криво усмехаясь, оглянулся на красные пиджаки. Те молча склонили головы.
– Зинаида Сергеевна, прошу вас, уберите эту сумку со стола, – болезненно морщась, попросил главный.
– Всем доли разделить поровну! – грянул из угла баритон корректора.
– А ломбарду шиш! – поддержали от окна.
– Сами меж собой разделим, зачем нам какой-то ломбард вшивый, – предложили от двери.