Пойдем со мной. Жизнь в рассказах, или Истории о жизни - стр. 27

Один из мальчишек, помладше, ползал по выступу в конце эскалатора. Белобрысый и грязный, он играл монетками и иногда, без всякой надежды, затравленно посматривал на проплывающую мимо толпу. Нет, нет, его замечали, но у всех дела, дела… Пусть. Кто-то другой поможет. А он и не ждал. Принятие безразличия – пройденный этап.

Возможно ли представить себе человека, который тонет и при этом не взывает о помощи у проплывающего рядом корабля, а, напротив, делает вид, что все нормально? А ведь большинство этих детей были обречены оказаться на дне.

Они сидели вдоль стен на каменном полу, подстилая затасканные картонки. Рядом валялась кепка, шапка, железная кружка – все, что годилось для сбора податей. Люди наклонялись и бросали туда деньги, а мальчишки то сидели хмуро, то кривлялись, то тискали взятого с собою щенка. Позже Оля поймет, что если у тебя щенок или котенок, то дела идут лучше: наверное, такая картина кажется прохожим умилительней, чем обычная горстка оборванцев, или же людям в принципе более жаль кошечек-собачек, чем обездоленных детей. Ведь первые такие уси-пуси, а эти… немытые, часто наглые, шумные. Куда уж им! У Оли в роли щеночка неплохо заходил мелковатый для своих лет Тишка. Но пока же брат с сестрой просто стояли, с горечью осознавая, что уже на днях им не останется другого выбора, кроме как найти и для себя измятый картон.

Оля с Тишкой вернусь на вокзал.

– Где это вам надавали? Я вас раньше не видел. Новенькие?

Мальчишка нагло плюхнулся на свободное сиденье рядом с Олей, которая, прикрываясь, вновь пересчитывала последние гроши. Взгляд мальчика показался Оле алчным. Она поспешила спрятать все в карман и застегнула его на пуговку.

– Нигде. Это все, что у нас осталось после…

– После того, как вас турнули из дома, да?

Оля поджала обветренные губы.

– Нет больше дома. Ничего и никого у нас нет.

– Понятно. Здесь ночуете?

Его чумазое лицо выглядело уже не столь заинтересованно. Он рассеянно рассматривал прохожих, а тем временем монотонный голос диктора сообщал о скором отправлении поезда на юг.

– А можно где-то еще?

– В подвалах уютнее. Если хотите, могу взять вас с собой. Есть пустой матрас – Наташка уже с неделю, как пропала. Вряд ли вернется.

– Куда пропала?

– Куда, куда! Туда же, куда и все!

– Далеко?

– На электричке не очень. Так что?

Оля взглянула на брата: он сидел, съежившись и подобрав под себя ножки.

– Я только поесть куплю…

– Не надо. Возле нас дешевле. Я, кстати, Вадик.

Они стали выбираться к перронам. По пути к ним присоединилось еще несколько ребят, в том числе девочка. Новенькими особо не интересовались. Обсуждали улов. Вадик предпринял неудачную попытку обчистить карман одной дамы. Она развизжалась, и вся компания бросилась врассыпную, но через пять минут чудесным образом собралась в полном составе на перроне. Ехали зайцами. Все, кроме Оли с братом, чувствовали себя раскованно, как в кругу семьи. Вдруг кто-то сказал «атас», и все рванули в соседний вагон, а растерявшаяся Оля осталась сидеть.

Подходила контролер.

– За проезд.

– У… у меня нету, – еле выговорила Оля.

Контролер закатила глаза и внимательно пробежала строгим, но материнским взглядом по склеенной парочке неопрятных детей.

– Куда вам? – вздохнула женщина.

– Не знаю…

Оля и правда не знала названия остановки, мальчишки ей не сказали. Контролер стала обилечивать следующих пассажиров. Потом вернулся Вадик за забытым в спешке пакетом и с удивлением обнаружил Олю – новые друзья успели стереться у него из памяти.