Пойдем со мной. Жизнь в рассказах, или Истории о жизни - стр. 26
– Но куда мы пойдем?
По исхудалым щекам девочки градом катились слезы. Женщина, стараясь ничего не замечать, поправила новомодный берет.
– Не мои проблемы! – отрезала она и вышла.
Оля упала на колени перед братом и, обнимая его, горько заплакала. Мальчик дрожал. Услышав этот душераздирающий вой, хозяйка в кои-то веки проявила милосердие. Она вернулась.
– Ладно. На Алтуфьевском шоссе приемник-распределитель для таких, как вы. Завтра отвезу вас, будьте готовы.
Апрельский мокрый снег, серое небо и шум оживленной трассы. Идут люди и, кажется, мир все тот же, прежний. И нет никакой пропасти, нет хаоса перестройки. А что, собственно, изменилось? Разве эти двое несчастных детей, закутанных во что попало, видели нормальную жизнь? Разве были кому-то хоть раз нужны? Родителей они не напрягали нисколько: так, копошились под ногами не пойми зачем. Вот только раньше была хотя бы страна, не дававшая им окончательно упасть в пропасть.
Хозяйка оставила их перед унылыми воротами приемника.
– Постойте немного. Кто-нибудь за вами выйдет.
Тиша беспомощно жался к сестре. Низкие тяжелые тучи давили на двух сирот и, казалось, что самые души их вымазывались в сажу. Мама говорила, что в приюте всех бьют, почти не кормят, а из самых некрасивых варят суп. Уж она-то знала это наверняка, ведь была детдомовкой. Выжить практически невозможно… «Уродина, вот сдам тебя туда, узнаешь, как беспокоить мать!» – часто грозилась она, когда Оля выпрашивала еду.
Вот рослая женщина идет по территории. Заметила их. Повернула к воротам. Оля взвалила сумку на плечо, взяла за руку брата и быстрым шагом направилась в сторону метро.
Беспризорники. Их были сотни, тысячи. Как бродячие собаки, сновали они по вокзалам и подземкам. Все их видели. И все проходили мимо. Каждый был сам за себя в то смутное время, каждый не знал, как прокормить своих, и что будет дальше… А этим детям, не имеющим дома, ничего не оставалось, как жить здесь и сейчас на бездушных улицах брошенной в пучину 90-х Москвы.
Оля оградила себя братишкой и пересчитала имеющиеся гроши. Она раскладывала их на скамье, таясь от пассажиров и других бездомных. Судя по ценам на хот-доги и пирожки, денег им хватит на несколько дней. Что будет дальше? Чем питаться? Куда идти? Девочка Оля этого не знала.
Первую ночь они провели на вокзале. Тишка часто просыпался и жался к сестре, будто она, такой же ребенок, и впрямь могла его защитить. На соседних сиденьях спали обжившиеся здесь бродяги.
Размявшись после деревянных скамеек и позавтракав чем попало, дети вышли из здания вокзала. Поначалу Оля заглядывала в глаза прохожим, особенно женщинам. Не промелькнет ли в них хоть капля милосердия? Не остановятся ли, не спросят: «Вы потерялись? Что случилось?» Но нет. Идут и идут… Бесконечный поток безразличия. Эпоха-зверинец, где каждый сам за себя.
У входа в метро слонялись такие же ребята. Оля остановилась и стала за ними наблюдать. Вели они себя развязно: громко смеялись, толкались и подшучивали над товарищами и прохожими. Погруженные в свои мысли люди смотрели на них недовольно, опасливо, как на стаю диких собак, а некоторые и вовсе не скрывали неприязни во взгляде. Потом детвора спустилась в метро, Оля с братом – следом.
Маленького Тишу пришлось тащить за собой волоком, но Оля все равно потеряла из виду ребят. Она уже успела расстроиться, когда снова их заметила: мальчишки ловко перепрыгнули через турникет и безудержной стаей помчались по ступеням вниз. Брат с сестрой остановились у контролерской будки. Было жалко отдавать немногочисленные деньги за вход в метро. И тут перед ними распахнулись дверцы. Оля перевела взгляд на будку – женщина-контролер жестом указала им проходить и подмигнула.