Повседневная жизнь российских подводников. 1950–2000-е - стр. 8
Все мнутся. Тут начальник штаба Вася Архипов:
– Нам неясно, зачем мы взяли атомное оружие.
– Установка такая. Вы должны с ним освоиться, – ответил кто-то из начальства.
– Хорошо. Но когда и как его применять?
Молчание. Потом Фокин выдавил, что не имеет полномочий сообщать об этом. Начальник Главного штаба флота адмирал Россохо крепко выругался и произнес:
– Так вот, ребята, записывайте в журналы: “Применять спецоружие в следующих случаях. Первое: когда вас будут бомбить и вы получите дырку в прочном корпусе. Второе: когда вы всплывете и вас обстреляют, и опять же получите дырку. И третье: по приказу из Москвы! Не дожидаясь никаких дырок”».
Не могу представить, что творилось в те дни на душе Агафонова. Полярнинская эскадра вступила в свою самую черную полосу. Сначала безвестно сгинула в море со всем экипажем подводная лодка С-80. Потом, в январе, рванули торпеды на стоявшей в гавани Б-37. Чудовищный взрыв разворотил не только злополучную субмарину, но и сошвартованную с ней С-350, унеся более ста двадцати моряцких жизней. Летом, в июле, запылал пожар в носовом торпедном отсеке Б-139, обещая подобный же губительный взрыв. Агафонов, оставшись на эскадре за старшего, бросился на мостик горящей лодки и приказал немедленно отходить от причала. Он вывел Б-139 на середину Екатерининской гавани: если грохнут торпеды, то хоть другие корабли не пострадают. О себе не думал. Пожар укротили только к вечеру – через семь часов после возгорания… И вот теперь этот поход – в самую пасть супостата, как называли подводники вероятного противника. В Полярном оставались жена и двое сыновей. Сможет ли Люба вырастить их одна, если и их ждет участь С-80? Написать завещание? А что завещать-то? Квартира казенная, кортик да два чемодана нажитого. Что там доктор говорит? Камни в печени? Какая ерунда!..
Любовь Гордеевна Агафонова работала в гидрометеослужбе эскадры. Почти как в песне: «Ты, метеослужба, нам счастье нагадай!» Она и гадала…
Старший лейтенант Владлен Наумов в те годы был штурманом на подводной лодке Б-36. Сегодня вместо покинувшего сей мир отца рассказывает его дочь – Анна Владленовна Щепкина (урожденная Наумова):
«В январе 1962 года около пирса в Полярном взорвалась дизельная подводная лодка. Погибло очень много ребят, подводников, затонула соседняя с ней лодка, там тоже погибли люди… Мама моя в это время катила по улице коляску с маленькой Леной. И тут взрыв в гавани. Мама бросилась к воротам подплава узнавать судьбу мужа. Несколько часов провела она с малышкой на морозе, пока не узнала, что наши все живы… Конечно, все это осталось в подкорке, и мысль, что у мужа очень серьезная, очень опасная служба, всегда ее тревожила. И не только ее… Ведь жены офицеров были совершенно молодые женщины, лет по двадцать пять, не больше. Девчонки в общем-то… И вдруг такой страшный случай! И вот, когда папа ушел в далекие моря, ушли подводники, и Полярный как бы обезлюдел. Идешь по городу и кроме детей и женщин – ни одного мужчины. Стариков там не было, само собой, потому что это гарнизон военный, там они не жили… Я хорошо помню это ощущение: где-то идет война и все наши ушли воевать… Еще немного, и она начнется здесь, у нас, в Полярном…»
Агентурная разведка проморгала выход целой бригады подводных лодок в горячий район. Но почему не заметили проход советских подводных лодок на специально оборудованном натовском рубеже между норвежским мысом Нордкап и норвежским же островом Медвежий? Почему столь мощно оснащенный поисковой техникой Фареро-Исландский рубеж не засек прохождение – ладно бы одной – целой группы подводных лодок? Почему молчали береговые гидроакустические станции на Ян-Майене, на Ньюфаундленде, на Багамах? Почему русские перископы не были обнаружены английскими «Нептунами» или американскими «Орионами» – специализированными противолодочными самолетами? Как Хрущеву удалось вытащить из рукава четыре козырные карты и бросить их на игровой стол?