Повседневная жизнь российских подводников. 1950–2000-е - стр. 24
– Доктор, я умру?
– Нет, – сказал Виктор Буйневич. – Считай, что тебе повезло: обойдешься без запора, который грозит нам всем.
Дело в том, что к этому времени мы перестали мочиться, так как излишки влаги выходили с потом. В гальюн не ходили – незачем. Во рту пересыхало, и жалкие крохи пищи, которые мы в себя запихивали, проходили только с глотком сухого вина. Нам полагалось не более 50 граммов, и каждый глоток вина был на вес золота».
Врач на подводной лодке – это целая поликлиника: он и хирург, и терапевт, и уролог, и гигиенист, и диетолог, и травматолог и даже дантист. И еще: на лодке доктор не только лекарь, но и офицер, да еще подводник. Един в трех лицах – военно-морской врач. По лодочному расписанию он, помимо всего прочего, – командир второго отсека. По боевой тревоге он остается старшим во втором отсеке и выполняет все приказания центрального поста, возглавляет борьбу за живучесть в случае пожара или затопления. Для этого надо знать отсек, изучить его сверху донизу: где какие кабельные трассы проходят, где какие «пакетники» стоят, как врубаются или вырубаются батарейные автоматы, как включается система пожаротушения и многое другое. Но есть еще и высший «докторский пилотаж». Это не входит в прямые обязанности начальника медслужбы. Но если он сдал зачеты на самостоятельное несение якорной вахты, а также вахты на якорной бочке или на швартовых, не говоря уже про дежурство по кораблю, то есть взял на себя часть служебной рутины, подставил свое плечо под общую лямку, тогда его будут не просто уважать, а дорожить и гордиться им. Вот тогда ты в доску свой парень, полноправный член офицерского братства.
Пациент Буйневича через несколько дней встал на ноги. Хирургическая рана зажила, и мичман вернулся в рубку акустиков. К тому времени Б-36 попала в острейшую ситуацию: неотступное слежение американских кораблей привело к тому, что ни разу не удалось всплыть на зарядку аккумуляторных батарей. Теперь же, после доклада механика, что «электролит разрядился до воды», надо было всплывать. Всплыли и попали в плотное окружение фрегатов и эсминцев Атлантического флота США. Ближе всех находился фрегат «Сесил».
Командир Б-36 капитан 2-го ранга А. Дубивко вспоминал:
«Во время зарядки батареи мы продумывали различные варианты отрыва от противолодочных сил. Я вызвал начальника радиотехнической службы старшего лейтенанта Жукова и старшину гидроакустиков мичмана Панкова и сказал им: “Для вас, ребята, задача особая – настроить гидроакустическую станцию ‘Свияга’ на частоту работы ГАС ‘Сесила’. Когда дам команду на отрыв, включите станцию на круговое излучение, чтобы забить работу гидроакустики ‘Сесила’, а мы будем уходить на предельную глубину погружения”.
Гидроакустики справились с этой задачей. Отрыв решили выполнить в дневное время, используя фактор внезапности. И вот настал момент истины: очередная группа вертолетов улетела от лодки на дозаправку, другая же еще не прилетела. “Ну, – думаю, – была не была. Надо показать американцам, что мы даже в этих нечеловеческих условиях способны противодействовать их наглым провокациям в международных водах”. Командую: “Срочное погружение!” Спустя несколько секунд на глазах оторопевших американцев Б-36 скрылась в пучине Саргассова моря. Даю полный ход электромоторами и погружаюсь на глубину 200 метров, поднырнув под противолодочный корабль “Сесил”. В это время наши гидроакустики несколько раз по 5−6 секунд забивали работу гидролокатора американского корабля круговым излучением своей станцией “Свияга”. Эти акустические “выбросы” и большая глубина погружения обеспечили успешный отрыв от противолодочных сил. Изменив свой курс на 180 градусов, мы окончательно ушли от преследования. А вдалеке метались американские эсминцы, так и не оправдав ожидания своего президента “держать русскую лодку всеми силами и средствами”».