Повседневная жизнь российских подводников. 1950–2000-е - стр. 22
– Что это? – опасливо принюхивается мичман.
– Коко с соком!
– Спирт?
– Пей, чтобы «мама» не орал!
Помимо всех проблем возникла еще одна: у Панкова идиосинкразия к новокаину, то есть непереносимость препарата, а других средств обезболивания в аптечном арсенале врача нет. Придется резать под местной заморозкой. А это более чем чувствительно. Перед лицом мичмана вывешивают марлевую занавеску, чтобы не видел ничего лишнего.
Автору этих строк доводилось присутствовать при операции на такой же подводной лодке в качестве медбрата – подавать хирургу инструменты, промокать ему мокрый лоб. Я видел своими глазами, как все непросто: и сделать из кают-компании операционную, и зафиксировать больного, и сделать первый надрез… И как сложно унять собственное головокружение при виде обильно выступившей крови…
Из дневника хирурга:
«Сделал косой надрез по Волковичу – Дьяконову длиной сантиметров в семь. Тут же “запаял” электрокоагулятором перерезанный сосудик с двух сторон, чтобы не кровоточил. Убрал тампоном набежавшую кровь.
“Если больного хорошо зафиксировать, – как шутит наш флагманский врач, – то оперировать можно и без наркоза. По Малюте Скуратову”. И еще он поучает молодых хирургов: “Красненькое сшивается с красненьким, а беленькое – с беленьким”. Шутки шутками, но местное обезболивание при такой операции – это пытка. Как беззащитна человеческая плоть перед острым металлом… Как отчаянно сопротивляется кожа, как упираются фасции мышц. Но… Сталь сильнее.
Итак, кожа рассечена, а вместе с ней и подкожная жировая клетчатка. Доступ в полость живота открыт. Это как лаз в аккумуляторную яму… Сравнения с лодочной машинерией приходят на ум сами собой. Наверное, после довольно въедливого изучения “матчасти”.
– Не больно? – спрашиваю у пациента.
– Да кромсай, док, как надо. Потерпим…
Путь к отростку преграждали фасции косой мышцы, и я перерезал их ножницами, затем раздвинул ткани, они легко разошлись в стороны, открываю путь в глубину. Теперь надо рассечь брюшину между зажимами, но так, чтобы не задеть оболочку кишки. Она очень тонкая, прорежешь, начнется истечение кала… Господи, пронеси! Не задел, кажись… Так… Спаек и сращений нет, тело еще молодое… Теперь можно и слепую кишку на свет божий вытянуть… Осторожнее, осторожнее… До чего же организм похож на механизм – ну просто трубопровод какой-то, только живой и очень чувствительный…
– Больно?
– Больно, – честно признается мичман из-за занавески.
– Надо еще чуть-чуть потерпеть. Я уже до отростка добрался…
– Смотри, док, отростки не перепутай!
– Не боись, не перепутаю. Чукча знает, где какой отросток…
– А можно я буду петь?
– Пой.
– Врачу не сдается наш гордый “Варяг”, пощады никто не желает.
Я осторожно вытягиваю петлю кишки наружу. Вот и воспаленный отросток. Сейчас мы тебя, гада, ушьем, а потом отсечем. Червеобразный отросток шмякается в подставленную посудину. О, в ране уже скопилась воспалительная жидкость! Это как в трюмах лодки скапливается конденсат. Осушим электроотсосом. Любимое наставление нашего старпома – “трюма должны быть сухими под ветошь”.
Так, полдела сделано… Заправляем культю в слепую кишку и осторожно возвращаем в утробу, то бишь в полость брюшины… Теперь швы… На брыжейку – шелковую нить, на основание отростка – кетгут, брюшную стенку послойно – кетгутом, кожу зашиваем шелком. В пятом классе я научился вышивать болгарским крестом. Сколько раз пригождался мне тот детский навык работы с иглой, ниткой и тканью. Теперь последний мазок – тампон с антисептиком».