Повести в Белых Халатах - стр. 24

Но он только хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная из воды, и уже начал икать. Я заподозрила что-то неладное, подошла ближе к креслу, на котором сидел Малаков и, придавив своим коленом между его ног, прошипела:

– Колись!

Захар потянул меня к себе, и я плюхнулась к нему на колени.

– Обещай никого не убивать, – попросил он, продолжая хихикать.

– Что ты имеешь в виду? Говори немедленно!

В ординаторскую заглянул Сиротин:

– Вы чего тут обнимаетесь? – расплылся он в улыбке.

– Я пытаюсь усмирить Нину Викторовну после осмотра итальянца, – объяснил Малаков, продолжая удерживать меня в своих объятиях.

Сиротин влетел в ординаторскую и, потирая руки, словно в предвкушении чего-то интересного, спросил:

– И как прошло?

Я вскочила с коленей Захара и, уже не на шутку сердясь, набросилась на Сергея:

– Сирота, ты, похоже, тоже в курсе! Что, вашу мать, происходит?

Оба ржали не переставая. Наконец Сиротин выдавил сквозь смех:

– Залезь в Google и переведи фразы, которые тебе дал Юрка.

До меня начало доходить, что старая сволочь Антонов сыграл со мной злую шутку. После драки кулаками не машут, но я всё-таки залезла в Интернет и нашла русско-итальянский переводчик. Как я и предполагала, «respira» означало «дышите», но «provare а scorreggiare» не имело ничего общего с «выдохните», как преподнёс Антонов. В переводе говорилось «попробуйте…» O боже! «попробуйте… выпустить газы!!!» Теперь я поняла, почему так веселился старикан и вовсю пукал.

Мне стало плохо. От обиды и возмущения накатила тошнота.

– Вот гады! И вы всё знали! И ты! – я метнула взгляд-молнию в сторону Малакова.

– Да ладно, не переживай, – Сиротин хлопнул меня по плечу. – Отличная шутка! Давно мы так не веселились.

Захар старался не смотреть мне в глаза, что подтверждало: конечно, он тоже знал.

– Не злись на Малакова, он был против, но мы взяли с него слово.

– Значит, тебе твоё слово дороже того, что пациенты будут считать меня полной идиоткой? – накинулась я на Захара.

– Не преувеличивай, – Сиротин пытался сгладить ситуацию, – Антонов подготовил старика, сказал, что в связи с его основной жалобой на вздутие живота мы должны провести специальный тест, и пусть он не удивляется, если доктор попросит его выпустить газы – это нужно, чтобы оценить работу кишечника.

Сергей с Захаром снова не сдержались и заржали. Я смотрела на смеющихся заговорщиков и думала: «Убью собаку!» С криком «Где Антонов?» я вылетела из ординаторской и понеслась к его кабинету. На дверях красовалась записка: «Доктор Антонов, в связи с конференцией по гериатрии, будет отсутствовать до конца недели. Просьба обращаться в регистратуру».

Раз в полгода в больнице, где работал Захар, проводились конференции.

Как правило, первые докладчики переливали из пустого в порожнее: обсуждали вопросы о страховой медицине, статистике, организации здравоохранения в масштабах страны и отдельно взятого лечебного учреждения. Но во второй части «марлезонского балета» удавалось стать свидетелем чего-то действительно интересного и стоящего внимания профессиональной публики. Я старалась не пропускать ни одной конференции. Во-первых, в больнице меня всегда преследовала ностальгия: воспоминания о проведённых в этих стенах студенческих годах подстерегали буквально на каждом шагу. А посему тянуло вновь пройтись по длинным коридорам, слиться со сплошным потоком людей в белых халатах, снующих туда-сюда студентов и шаркающих больничными тапочками пациентов. Во-вторых, интересные доклады коллег всегда стоило послушать вживую, а заодно пообщаться с друзьями, с которыми нечасто удаётся встретиться в силу занятости.