Повести в Белых Халатах - стр. 23
– Нина Викторовна, могу я вам чем-то помочь?
Нимало не смутившись, я обернулась к Кунцевой.
– Пытаюсь стащить сливки для кофе, но пока безуспешно.
– Я как раз послала Наташу в кафетерий: у нас тоже закончились. Придётся вам подождать.
– Спасибо, Людмила Борисовна, я, пожалуй, подойду попозже.
– Нет, вы не торопитесь. У меня есть разговор. Я направляю к вам женщину на биопсию молочной железы. Интересный случай: на маммограмме и на ультразвуковом исследовании определяется образование, по всем показателям доброкачественное. Основной симптом – боль, причём болевой синдром необыкновенный: пациентка жалуется, что примерно в течение года чувствует сильное жжение и стреляющую боль в молочной железе, когда принимает холодный душ или купается в бассейне. Последнее время отмечает усиление боли, которая стала появляться даже при простом прикосновении к груди. Женщина не может носить бюстгальтер и любую облегающую одежду. Онкологических заболеваний в истории нет.
– Гломусная опухоль, – заметила я сама себе.
– Простите, что вы сказали?
– Гломусная опухоль – glomus tumor. Я описывала подобный случай в моей статье три года назад. Довольно редко встречается в молочных железах.
– Только посмотрите, какая вы у нас умница, Нина Викторовна! А ведь все ставят фиброаденому, даже наш маммолог! И никто не может объяснить характер боли.
– Эти опухоли довольно редкие и чаще развиваются под ногтями, на стопах или кончиках пальцев. В молочной железе бывают исключительно редко, в литературе описано немного случаев. Выглядят они, действительно, как обычные доброкачественные фиброаденомы. Единственный способ избавиться от боли – удалить образование.
В этот момент в приёмную зашла Наташа с упаковкой сливок для кофе.
– Как раз вовремя, – Кунцева открыла дверь в свой кабинет, – Нина Викторовна, проходите, а вы, Наташа, сообразите нам с доктором кофейку, мы вас заждались.
На конец рабочего дня ко мне был записан Антохин итальянец Луиджи. Накануне предупреждённая о визите старика, я попросила Юру научить меня двум основным командам: «дышите» и «не дышите». Антонов записал мне на бумажку «respira», что очень похоже на латинское слово «дышать», и «provare а scoreggiare», которое ни на что не похоже, а потому я повторяла весь вечер, чтобы запомнить.
И вот пациент пришёл на осмотр, я, улыбаясь и объясняясь жестами, начала его смотреть. Но старикан попался непонятливый, более того, когда я просила его не дышать, он начинал хохотать до слёз и пару раз от смеха даже оконфузился – пустил газы. В медицине всякое случается, тем более Луиджи жаловался на вздутие живота. В конце концов, кое-как закончив осмотр и написав заключение, я вышла из кабинета, в прямом смысле подышать свежим воздухом.
Чтобы поделиться впечатлением о больном, я заглянула в ординаторскую в поисках Антохи, но, кроме Захара, там никого не было. Я зашла и начала рассказывать ему историю о смеющемся, беспрерывно газующем старике, и Малаков, сначала смотревший на меня с непониманием, вдруг начал хохотать, вытирая слёзы, струившиеся по небритым после ночного дежурства щекам.
Я рассказывала, конечно, с целью повеселить, но степень реакции показалась мне чересчур выраженной. Я прервала своё повествование и пристально посмотрела на Захара.
– Ты чего ржёшь?