Повести и Новеллы - стр. 46
Я похоронила Принца в сердце без погребальных колоколов. За ним стоял сияющий солнечный мир – он был ласков ко мне, и моё сердце оставалось пушистым комочком, ответно ласковым ко всему миру. Словно для меня у мира была другая оболочка.
Я забыла об этих людях и жила своей жизнью, которая, несмотря на полученный урок, казалась бесконечной и полной ожидания в этой бесконечности только светлого, чудесного и достойного.
С тех самых пор Джоджра я увидела впервые в мой выпускной год, когда он со своей южной стаей шёл по старинному Александровскому проспекту, где демонстрировалась вся жизнь нашей столицы.
Он успел прочесть презрение на моём лице перед тем, как я гордо отвернулась и прошла стороной, остерегаясь его, как чумы.
Он обогнал, развернулся и возник передо мной, да так, что я икнула от неожиданности и выронила своё роковое презрение, потому что он внушительно произнёс, медленно вдавливая мне в мозг:
– Ты маленькая и очень глупая девочка. Вот станешь взрослой, поймёшь, что я ни в чём не виноват!
Я растерялась, и получилось, что мне преподали тему моей собственной глупости для дальнейшего осмысления.
К этому времени подоспела пора распределения нашей группы по стране и республике для преподавания русского языка и литературы, однако все понимали, что учить я не стану. Я пропадала на телевидении, на радио, блуждала со своими литературными настроениями – вся на виду, в то же время вещь в себе, и никому не понять, что бродило во мне внутри.
Милый старичок Лукашенко, профессор-лингвист, звал меня в аспирантуру, но я говорила, что мне хочется во все глаза смотреть на эту жизнь. Он рассмеялся и ответил, что у меня есть время и посмотреть на жизнь, и вернуться для науки к нему.
И, как когда-то в школе, все вокруг были убеждены, что мне больше всего пристало заниматься журналистикой.
«Место, где Макар телят не пас» – так называлась кампания в министерстве образования, куда поступил мой отчаянный заказ. Кто-то сказал, смеясь, там с ног сбились, ищут. И мне вправду нашли самое отдалённое горное селение Дзинага в Дигорском ущелье!
Все восприняли это как каприз избалованной девчонки или модную на ту пору романтику, почти отъезд по молодёжному призыву на строительство БАМа.
Я просила Дзинагу, потому что помнила её, там я каталась на лошади в туристических лагерях после девятого и десятого классов, где бывало пол нашей школы, нас знакомили с горами в спортивных лагерях.
Дзинага – это альпийские луга и Караугомский ледник, дома и низкие ограды из белого камня.
Наш выводок водили оттуда через перевалы в другую горную жемчужину – Цейское ущелье. Мой рюкзак носили мальчики, иногда я еле плелась, на крутых подъёмах сердце выпрыгивало. Сама я никогда не просила о помощи и не ныла, но все понимали слабость таких, как я, помощь была внутренним законом для сильных.
И вот теперь я одна возвращалась в тот дикий горный край, получив от жизни новый урок, но теперь по линии советской партийной системы.
Редактор городской комсомолки сама позвала меня, при встрече была очень ласкова, пообещала работу в её газете. Но при этом расспрашивала о… Джоджре. От неё же я узнала, что история с Джоджром имела продолжение.
Оказывается, Марина метнула в глаза своего соблазнителя порошок красного перца – огненно-красное, сжигающее, прямо на зелёный ослепительный бархат его глаз! Говорили, он взревел, как бык на арене фиесты.