Повесть о настоящих родителях - стр. 7
Но в это время девочка снова намочилась. Думая над тем, как вытереть дочку, Ареват посмотрела на две большие пуховые подушки, покрытые наволочками. Она тут же сняла их, разорвала пополам. У неё получились четыре большие пелёнки. Одной из них она сразу вытерла дочку. И малышка заснула. До вечера она ещё раз просушила намочившегося ребёнка. Так они продержались ещё одни сутки.
Наступил четвёртый день их вынужденного заточения. Девочка снова начала плакать. Мать приложила её к своей пустой груди. И, держа ребёнка в руках, почувствовала, что малышка дрожит от холода. «Значит, она опять мокрая», – подумала Ареват. В её распоряжении оставалась ещё одна пелёнка от разорванных наволочек. Остальные три были уже мокрыми. Ареват их выставила для сушки на одной кроватной боковинке. Но в таком холоде они не сохли. Мать вытерла дочку оставшейся пелёнкой. Но и после этого девочка продолжала дрожать. Ареват решила, что надо использовать и подушки на пелёнки, и зубами начала рвать одну из них. Внутри подушки Ареват увидела сухой птичий пух. И её осенила мысль: «А что, если я положу ребёнка в этот птичий пух? Он должен согреть малышку». Она так и поступила. Вытащила из подушки часть птичьих перьев. Сделала место. Опустила туда дочку. И обвязала её верёвочной тесёмкой, которую сделала из одной пелёнки. И снова взяла ребёнка на руки. Опять подложила ему свою пустую грудь. Девочка сразу зашевелила губками. Ареват прижала её к себе вместе с подушкой и почувствовала, что малышка перестала дрожать. Это было временное спасение от холода. Но проблема их вынужденного голодания оставалась нерешённой. Так они продержались ещё сутки. Когда девочка намочила пух, мать заменила его оставшимся сухим пухом. В резерве оставалась ещё одна неиспользованная пуховая подушка.
На пятый день ребёнок перестал плакать. Это говорило о том, что голодный ребёнок слабеет. Ареват не знала, чем помочь дочке. Пустая грудь уже не годилась. И вдруг Ареват осенила мысль: «Надо дать дочери свою кровь». Не раздумывая, она зубами прокусила свой указательный палец. Пошла кровь. Мать сунула свой окровавленный палец в рот маленькой дочки. Малышка сразу зашевелила губками. Сколько крови высосала девочка, Ареват не знала. Только когда дочка переставала шевелить губками, она вытаскивала из её ротика свой палец. Зубами расширяла рану, чтобы опять пошла кровь. И снова совала окровавленный палец в рот малышки. Ребёнок снова начинал шевелить губками. Так они продержались ещё одни сутки.
Однако начала слабеть и Ареват. Она это почувствовала, когда у неё закружилась голова, а в глазах появились какие-то светлячки. Но Ареват продолжила кормить дочку своей кровью. И поскольку пошёл уже шестой день их заточения, мать решила: «Я продолжу кормить малышку своей кровью. И буду это делать до тех пор, пока не умру первая. Может быть, люди всё же найдут плачущего ребёнка. И спасут мою девочку». Вот с таким намерением и с такой надеждой на спасение хотя бы своей маленькой дочки обессиленная от голода и холода мать продолжала свою спасательную миссию.
На шестой день Ареват услышала лай собаки, которая их нашла. Женщина собрала остаток своих сил и крикнула: «Спасите нас!» С той стороны ей ответили на непонятном языке. Ареват спросила: «Что вы сказали?» Но ответа не последовало. Она подумала, что у неё начинаются галлюцинации. Но в это время ей ответили по-русски: «Держитесь ещё немножко. Мы ищем кран, чтобы сдвинуть эту большую железобетонную плиту». Ареват поверила, что спасатели их нашли. Она могла ещё подождать. Но её ребёнок был голодным. Поэтому она попросила: «Накормите хотя бы моего ребёнка. Кроме молока, он больше ничего есть не может. А у меня молоко закончилось». С той стороны ей не ответили. Ареват снова подумала, что из-за слабости организма у неё начались галлюцинации. Но в это время услышала удары молота. С той стороны искали способ просунуть к ещё живым людям пол-литровую бутылку молока. Наконец образовалась щель, в которую протиснули бутылку молока с соской. Это было спасение от голода дочери Ареват. В это время она о себе даже не думала. Этим молоком она маленькими порциями кормила Манану. Несмотря на то, что сама была обессилевшей от голода, она берегла молоко только для дочки. Так они продержались шестые сутки.