Потустороннее в Ермолаево - стр. 10

Баба Оня слушала Анну и всё больше мрачнела.

– Вот ведь угораздило! Выходит, почти в самой деревне, на виду, обосновалась неизвестная нечисть. Я сейчас к соседям сбегаю, поделюсь новостью. А ты поешь – пельмешки в печи томятся. В чугунке. Сама достанешь?

– Достану.

Неудобно было хозяйничать в чужом доме. Но раз бабка разрешила…

Анна с аппетитом поела распаренные в масле пельмени. Прибрала за собой посуду, вытерла стол, подмела. После поставила чайник, стала искать заварку на полочке. Хозяйничала сама – кика ей не помогала.

Баба Оня вернулась задумчивая, тихая. На молчаливый вопрос Анны лишь махнула рукой.

– Пока без новостей. Мы с девчатами прошлись туда. Посмотрели издали, мельком. Будто не знаем ничего. Дом тёмный стоит. На снегу возле калитки снег не утоптан. Завтра поутру основательней проверим. Тогда и решим, как дальше быть.

– Может, к дому бездомная бабка прибилась? И скрывается. Чтобы не прогнали?

– И бука её не тронул, только разговоры разговаривал? Быть такого не может.

Баба Оня подошла к печи, поворошила угли.

– Поела пельмешек?

– Спасибо. Было очень вкусно!

– Давай теперь чайку попьём. Замёрзла я что-то. И кости ломит – верный знак, что погода меняться станет. Ты бутылку выставить не забудь. В третий раз-то. Нынче ещё луна выйдет.

Позже, пристроив бутылочку на ступенях, Анна залюбовалась луной – такая та висела сочная, золотая. Вокруг неё лёгкой кисеёй колыхалась красноватая дымка. Со стороны леса, далеко-далеко небо словно потяжелело, наполнилось мглой – то подползали к деревеньке густые снеговые тучи. Зрелище было завораживающее. Проникнувшись прелестью морозной ночи, Анна немного постояла на крыльце, постаралась отложить в памяти открывшуюся перед ней картину. А когда зашла в дом, баба Оня снова заговорила про оберег.

– Завтра соберёшь его, наполнишь бутылочку, Ты уже присмотрела место? Где-то в доме выбери и спрячь. На улице нельзя. Уедешь к себе, а бутылочка здесь останется, целая и сохранная. На расстоянии тебя оберегать и поддерживать станет.

– А ваша кика… Она ж точно увидит. От неё разве спрячешь.

– То не страшно. Кика охранять её станет, оберегать. Для этого при доме и приставлена.

Баба Оня сидела возле печи, рукодельничала. На коленях раскинулось широкое вязаное полотно.

– Не те глаза уже стали! Плохо смотрят, а рукам охота вязать. Вот и вожусь с шалью который месяц. Никак до ума не доведу.

Она примолкла, пересчитывая петли, после рассмеялась тихонечко.

– Мне ведь кикуша довязала её. Постаралась для хозяйки. Так я не оставила, распустила. Самой охота доделать, люблю я это занятие.

– А у меня не получается, – призналась Анна. – Считается, что вязание успокаивает. Я же наоборот, раздражаюсь, в петлях путаюсь. Слишком монотонная работа.

– Ничего. Какие твои годы, научишься. Шла бы спать, Аннушка. Да и я, пожалуй, отправлюсь. Завтра трудный день будет.

– Из-за оберега?

– Да ну! Из-за дома того… Неизвестно, что там обосновалось-то, как выводить придётся. Выспаться мне нужно. Набраться сил.

4

Поутру погода испортилась – повалил снег, закружили по дороге лёгкие вихри.

Анна ещё завтракала, а бабка уже собралась, положила перед ней бумажку.

– Пойду я. А ты, Аннушка, бутылку собери. Я тебе тут написала слова, что сказать нужно. После того, как пробку воском запечатаешь. Всё поняла?