Потерянный Ван Гог - стр. 8

Вошла Аликс, вся из себя нарядная: шелковая блузка, черные брюки, туфли на высоких каблуках.

– Мне кажется, если хорошо одеваешься, люди воспринимают тебя всерьез. – Она подняла ногу и показала красную подошву. – Моя единственная пара лабутенов, – вздохнула Аликс. – Они меня покалечат, но смотрятся хорошо.

Плохо понимая, о чем речь, я охотно согласился, что вид великолепный, и наклонился погладить ей ногу. Она ласково убрала мою руку.

– Мне пора на занятия, а перед этим мы с Дженнифер договорились встретиться за кофе.

Я показал ей сумку и то место, куда спрячу картину, когда уйду на лекцию. Мне не нравилось оставлять портрет там, где его кто-нибудь мог увидеть. За то время, что я здесь прожил, ко мне в квартиру только один раз влезли, но я не хотел рисковать.

– У тебя усталый вид, – сказала Аликс и провела рукой по моей щеке.

Я признался, что полночи читал о Ван Гоге и о том, что его отец и дед были пасторами, и как он учился на пастора, но потерпел неудачу, и о его трудной жизни и борьбе… хотя я умолчал, как много у меня общего с этим художником: его тоже не понимали и не поддерживали родители, да и его искусство значило для меня очень много. Впрочем, Аликс уже знала много о нем и слишком много обо мне: о моей жизни, пьянстве, постановке на учет в полиции – о том пути саморазрушения, на который я когда-то встал, и о том, кем я мог бы стать, если бы не нашел дороги в искусство.

– «Поступай правильно и не оглядывайся назад, и все сложится хорошо», – процитировал я. – Из письма Винсента брату. Я прочитал их штук тридцать.

– Осталось всего две тысячи, – улыбнулась Аликс, накинула шарф и обещала позвонить после того, как специалистка аукционного дома сообщит, подлинный Ван Гог попал нам в руки или это подделка.

Вот бы все дела были такими простыми.

Талли смотрел на извилистое шоссе Таконик Парквей – в утреннем свете деревья вдалеке сливались в бледно-зеленые пятна. Настроение было хорошее, информация добывалась легко. В качестве награды себе Талли развернул очередную пластинку жвачки и отправил в рот – привычка, выработавшаяся после того, как он бросил курить в четвертый или пятый раз в жизни.

Шэрон Макинтош оказалась хорошенькой – длинные блестящие волосы, мешковатые джинсы и свободная джинсовая рубашка не могли скрыть ее форм.

– Извините за вторжение, – сказал Талли с хорошо отработанной улыбкой. На нем был новый костюм, очки а-ля Джон Леннон в тонкой оправе, усы а-ля Дэвид Кросби, бейсболку он снял, а песочно-седые волосы по-мальчишески взъерошил, чтобы выглядеть как можно более безобидно. С той же целью он изобразил легкую сутулость. Занятия актерским мастерством давали свои плоды.

– Кэл говорит, что вы тут самый лучший специалист, – произнес он и начал плести улыбающейся Шэрон про дом, который недавно купил в Ред-Хуке (недалеко, но и не слишком близко; подробности он уточнил в Гугле по пути сюда), и что хочет обставить его в стиле «ранней Америки», и между прочим добавил, что разведен и детей у него нет.

После экскурсии по дому Шэрон сварила кофе, они сели за кухонный стол, и она принялась задавать вопросы о его новом доме и записывать его с ходу придуманные ответы. Он рассказал о керамике Маккоя, упомянув несколько деталей, которые узнал у Кэла, и о том, что сам он ищет вазы, из которых можно сделать светильники.