Постучи в семь дверей - стр. 32

Хотя моя затея настолько не вписывалась в местные представления об искусстве, что должна была быть отвергнута независимо от качества результата, мне всё же хотелось сделать картины как можно лучше. Поэтому я честно руководила процессом. Первую серию картин для одной из комнат решила сделать ботанической. Вначале я выложила из веток, листьев и предметов композицию. Мои помощники на своих полотнах выложили свои. Я проверила и, где требовалось, внесла свои правки.

Дикки, как начинающий маг-воздушник, распылял над выложенным выбранную мною краску и при помощи простого заклинания ускорял её высыхание на полотне. Затем пришла пора штампов. То, что на одной картине сыграло роль трафарета, теперь окрашенной стороной прикладывалось к холсту на другой. Тут я позволила вольницу. Чтобы сделать всё быстрей, уже не следила, кто и куда шлёпает окрашенные веточки и листья. Здесь к нам присоединилась Лула и надо было видеть её радость, когда она увидела первые красивые отпечатки листьев.

А дальше в ход пошло всё – набрызги и снова отпечатки, где-то выскребание красочного слоя, а где-то нанесение пятен разными инструментами. Главное было вовремя остановиться, чтобы не испортить, скрыв под лишним слоем силуэты растений.

Искусство и книги всегда спасали меня раньше в самые трудные минуты. Не знаю, выдержала бы я жизнь с Павлом, если бы у меня не было этой отдушины. Книги позволяли сбежать в иной, выдуманный мир, где все страдания героини обязательно заканчивались счастьем. Но иногда на душе было настолько тяжело и смутно, что даже читать не могла. Тогда на помощь приходило рисование. И пусть получалась иногда полная ерунда, но с тёмными красками словно выплёскивалась боль на бумагу, и становилось легче.

Вспомнилось об этом, потому что именно Павел познакомил меня с абстракционизмом и прочими “измами” современного искусства. Хотя я с детства любила рисовать, и в нашей сельской школе у учителя рисования не было более прилежной ученицы, но там единственно верным течением в живописи признавался только реализм. Павел же, как городской житель, с подачи матери хаживал на художественные выставки и считал себя знатоком и всесторонне талантливой личностью. Поэтому, когда однажды от своего приятеля-дизайнера узнал за сколько тот продал свою абстрактную картину, то загорелся и сам “лёгким заработком”.

У него начался период, когда он вжился в роль гениального художника, а я должна была играть роль музы. Кое-чего он добился: несколько картин Павла даже выставлялись в нашем местном музее вместе с работами других художников-любителей. Вот только покупать его творения желающих не находилось.

Я, чтобы ему помочь, тогда много читала и смотрела фильмы про тех, кто достиг вершин в современном искусстве, и сейчас эти накопленные знания смело выплёскивала на холст. Что мы только не делали, когда дошли до картин, которым предстояло выделяться своими большими размерами! Я малярным валиком наносила полосы краски, Анастис на пару с Дикки добавляли разноцветные брызги, а потом босая Лула с хохотом пробегала по подсохшему полотну по указанному мной направлению, оставляя цветные следы своих ножек.

Смеялась она при этом так заразительно, что и старшие дети захотели оставить “свой след в искусстве”. Чтобы не повторяться, Дикки я предложила отпечатать свои ладони на одной из картин, Анастис же поставила отпечаток ноги. Её узкая стопа с длинными пальчиками смотрелась довольно мило.