Постник Евстратий: Мозаика святости - стр. 28

Да вдруг ни с того ни с сего припомнился прошлый полон, что недавно гнали в степи: вереница тощих монахов, грудка людей с бабьим вытьем. Как звали монаха того, самого тощего? Нет, и не вспомнишь… «Тощий», так звали его дядя и люди охраны. Тощий… Где он теперь? Тощим тощен, а дошел до Херсона, и люди с ним не погибли.

Чудные эти монахи, чудные! Всю путь да дороженьку бормотали и пели дивные песни, поминая Единого Бога. Бабы с полона к ним притулились, так они баб не трогали, лишь утешали, да песни свои напевали над детишками малыми, что мерли в дороге. А что умирать? Степь велика, конь дышит ровно, и людям есть где пройтись-разгуляться! Еды было вдоволь: степь давала добычу, и стража кормила своих из полона. Так нет, мёрли и мёрли. Так жалко, сколько можно было пленников с выгодой распродать.

Орали, шумели, кое-где и дрались. Собрались хоть тайно, и сильно шумели, но шум был не страшен: в темном подвале было сухо и тихо. Века назад здесь был первый храм христиан, что тайно сбирались на ночные моленья. Сохранился еще полукруг алтаря, стены надежно тверды. Города шум, лай бродячих собак еле был слышен. Не слышно и их. И потому, не стесняясь, орали, хватая друг друга за пояса. Дело было не шутка: выбирали эпарха. Ранее сумму, что взяткой давали, давно уж решили: давать так давать, при любом неприятном раскладе выгода есть. В столице деньги любили (а кто их не любит?), называли «подарками» такие деньжищи, что очи на лоб вылезали. А все же выгода слаще, а и не одному же деньги давать. Круговою порукой общие деньги руки связали. Кряхтели, плакали даже, на сиротскую долю жалкуясь, а все же давали. Ивраис в городе много, община большая, так что плакали так, скорей по привычке. Да и давали, втайне тешась надеждой, что на кагале вдруг! (ах, это нежное вдруг!) изберут не «бочку», а его, обычного Моисея иль Исаака. Потому и дрались, вспоминая друг другу застарелую ненависть и заклятых друзей. И как-то подзабылось, что Исаак уже принял крещение, зовется именем христианским Аркадием, как нарекли при крещении (Аркадий – пастух из Аркадии (греч.) и право на должность имеет лишь он. Ну и что же? За ради должности да посады не только крест поцелуешь, надо, и схиму возьмешь. Вон, не побрезговали же христиане на развалинах синагоги свой храм-базилику построить, так что пример есть.

Выгода, выгода манит, светит лучами золота, серебра. Страсть накалялась, шум перекинулся и на передний ряд лавки, где восседали старейшие да мудрейшие из ивраис. Докатившись до переднего ряда, волны шума и гама людского затихли. Тут старейшие думали.

Взятку в столицу дали большую, и ошибиться нельзя. Нужно поставить эпарха? Конечно же, нужно. Потому и не важно, что выкреста- перекреста назначим. Похотливый? Да, очень. Хитер? Еще как! Да, а если изворотливая похотливая «бочка» предаст, то есть выручку от рабов однолично присвоит? Дело-то тайное: за продажу рабов-христиан полагалась суровая казнь. Потому и добыча тайной была, а ну как жадный Исаак, сын Моисея, что крещение принял под именем, будто в насмешку или в издёвку грек ему дал, Аркадий, ну какой из него там Аркадий, из этой бочки на ножках? Опять деньги зажилит? Не раз же ловили на обмане своих (за обман чужеродцев хвалили), но извертался хитрейший их хитрых, иногда козырь бросая главнейший: вытащит из глубокого тайника золота прелесть, и тихо опять, благопристойненько в иудейском квартале.