Послеждь - стр. 5

Враг снова подмигивает, все понимаю. Мягко отстраняю Эдит, бормочу что-то, что все в порядке, иду за врагом.

– Куинси, – повторяет мой враг, – Куинси.

Киваю:

– Да, ты говорил, это режиссер…

– Мы должны его найти.

– Но… – мне кажется, я ослышался, – ты сам подумай, он там, а мы здесь, – «там» и «здесь» говорю с особым выражением.

– Да нет… найти фильм, который он снимал, понимаешь? Если он вообще про нас снимал…

– Зачем… найти?

– Да как ты не понимаешь… а, ну да, ты же не знаешь ничего… Ты хоть представляешь, как люди фильмы снимают?

– Ну… на камеру…

– Это все понятно, камера, мотор, начали… а вот ты представь, ну вот у нас сначала ты едешь в экипаже, потом в саду с Эдис встретился, потом в гостиной… вот как снимали?

– Ну… камера…

– Да погоди ты со своей камерой, ты хоть понимаешь, что нормальный режиссер сначала все в гостиной отснимет, потом в спальне, потом в дороге, потом в саду…

– Ну да, – хочу сказать, что это очевидно, тут же спохватываюсь, понимаю, – так вот почему все перемешалось в фильмах… фильм хочет вернуться в свое изначальное состояние…

– Вот-вот, фильм разрывается между тем, каким он был, и тем, каким он стал… и рушится, – жабье лицо врага снова расплывается в улыбке.

– А Куинси что?

– А Куинси, он… – враг прищелкивает пальцами, подбирает слова, – у него свой взгляд на искусство, так скажем… дилетант… Вот как в фильме все от и до идет, вот он так все и снимает…

– Значит… если он снимал наш фильм…

Не договариваю, не успеваю, – наш фильм снова разваливается на куски, бросаюсь в комнату Эдис, комнаты уже нет, Эдис тоже нет, не успел, не успел…

…перескакиваем в предпоследний фильм, – поздно, поздно, он уже рушится, раскалывается на мириады кусочков, разорванный сам собой. Ищу Эдис, теперь я её не упущу, ни за что, вырываю её из объятий самого себя, прыгаю в последний фильм…

…оглядываюсь.

– Ты… ты чего?

Наконец, понимаю, что сижу в экипаже, который направляется к поместью, отец оторопело смотрит на меня, кажется, я кричал.

– Э-э-э… померещилось что-то.

Он поверит мне. Померещилось. И правда, в нашем фильме очень может померещиться что-то такое, жуткое, потустороннее, промелькнувшее в лесах.

Сжимается сердце. Выходим из экипажа, я вижу Эдис, я должен говорить с Эдис, это займет время, много времени, некогда, некогда, а надо говорить, а потом наконец-наконец можно будет пойти в дом, посмотреть над камином…

Краем глаза вижу врага, он стоит за пожухшими розовыми кустами, он делает мне знаки, он показывает на гостиную, чертит руками в воздухе знак луны, а потом постукивает по запястью, имея в виду часы.

Понимаю.

Часы в виде луны.

Куинси.

На душе теплеет, обнимаю Эдис, плевать, что мы еще не знакомы, плевать, что вижу её первый раз, целую в губы, сейчас влепит затрещину, а то и выстрелит, знаю я Эдис, пистолет на поясе в складках платья…

Эдис впивается в меня губами, крепко, сильно, обнимает, шепчет что-то, миленький, миленький, понимаю – узнала, узнала, хоть мы с ней и не знакомы еще…

Оторопело смотрю на врага.

Не понимаю. Не понимаю, почему он здесь, его не должно быть, просто, не должно, я жду Эдис, Эдис, ночью в гостиной, почему пришел враг…

– Она не придет.

Вздрагиваю, сжимаю кулаки, хочется ударить врага, что он сделал с моей Эдит, что…

– Она не придет. Посмотри… это… она тебе написала…