Послезавтра летом - стр. 8

На объект – стройплощадку, обнесенную высоким забором из горбыля, – крузер Мизгирёва влетел минута в минуту. Собравшиеся журналисты и недовольные общественники даже не успели завести разговор о скрывшемся подрядчике. Они переминались на слякотной площадке, для твердости забросанной досками.

– Сейчас будет весело, брат. Но быстро. – Олег потянулся за строительной каской, которую всегда возил на заднем сидении, – никуда не уходи, помнишь, да?

Рыжий клацнул зубами и не промахнулся.

– Твою ж медь, рыжий, я начинаю жалеть, что тебе перебило ноги, а не челюсть, – правый рукав быстро пропитывался кровью.

Кой-как обернув платком рану, Мизгирёв выпрыгнул из машины и повернулся в сторону задубевшего народа с картинно поднятыми руками и обезоруживающей улыбкой:

– Граждане, господа, товарищи! Я – Мизгирёв. Генеральный директор компании «Стройсервис». Знаю, что вы готовы были меня растерзать, но вас опередили, – Олег помахал криво забинтованной рукой. – У меня предложение: завтра в восемь тридцать сюда подъедет автобус и всех желающих моей крови отвезет в наш центральный офис. А сейчас, прошу прощения. Мне необходима срочная медицинская помощь, иначе, боюсь разочаровать вас в качестве жертвы.

Обескураженные общественники согласно закивали – не звери же, человек ранен, кто его знает – может, серьезно.

Олег вернулся к машине, достал из аптечки бинт и зубами разрывал полиэтиленовую упаковку.

Журналисты местных телеканалов обступили его, защелкали камеры:

– Господин Мизгирёв, как вы прокомментируете ситуацию со строительством муниципального детского сада? – красно-белый микрофон сунули к самому лицу.

– Оа иак, – он продолжал разматывать бинт.

– Олег Николаевич, ваше ранение – следствие конфликта из-за выделенного земельного участка? – выкрикнула бойкая девица.

– Угу, не поделили территорию кой с кем, – Олег с трудом справился с бинтованием, – не забудьте указать: преступник был рыжим.

Рыжий пес на заднем сидении лежал так, как будто с честью исполнил свой собачий долг – покусал чужака – и теперь может сколько угодно почивать на лаврах. Он опустил огромную угловатую башку на передние лапы, задние старался не тревожить и спокойно рассматривал Олега. Сначала тот был опасностью, потом врагом, а теперь – жертва. Можно расслабиться.

Олег тоже, считай, что расслабился: привычный порядок рассыпался на глазах.

– Одно дело я решил, о втором договорился, а вот молока Светлане Степановне купить все равно придётся самому, – Олег держал руль левой рукой, – и к доброму доктору нам теперь нужно обоим. Ты – с раной, и я – с раной. Оба-два – сраные. Ты, может, размечтался, что я тебя к себе домой заберу? Не надейся, – он наблюдал за псом в зеркало заднего вида, – а вот на кормежку можешь рассчитывать – обеспечу. Жри, сколько влезет, пока не сдохнешь. Сейчас отвезу тебя, вражина, в клинику и за молоком поеду. Мизгирёв, слушаю. Какая Елена Владимирова? Ой, Ленка! Привет, Ленка! Про юбилей? Конечно, помню. Что? Машенция согласилась приехать? Я буду, – он медленно опустил телефон, – отбой.

За забрызганным стеклом мелькала снежно-кустовая смесь. То ли кусты белые, то ли снег грязный – все смешалось и слилось. Стрелка спидометра вырвалась за сто двадцать.

Серый день. Безрадостный. Будто и не январский полдень, не разгар зимы с морозной солнечной свежестью прозрачного неба, а унылая хмарь конца февраля – с сизыми кислыми тучами и взбесившимся ветром. В такие дни хочется вздёрнуться на ближайшей осине. Спасает только то, что кругом одни березы, а удавленник, болтающийся на березе – не то. Совсем не то.