Последний свидетель - стр. 18
Она говорила, а я чувствовал, как моя профессиональная отстранённость тает, словно лёд под весенним солнцем. В ней было что-то магнетическое, и дело не в красоте – красивых пациенток в моей практике было предостаточно. Что-то гораздо более глубокое. Словно нас связывала невидимая нить, и с каждым её словом напряжение росло. Господи, что со мной? Я же врач, а не подросток.
– Ксения, а вы умеете плавать?
Стакан в её руках дрогнул, вода расплескалась по столу.
– Нет! – ответила она слишком резко, слишком громко. – То есть… не помню. Воды боюсь. Панически. Даже в ванне лежать не могу – только душ принимаю.
Бинго. Водная фобия плюс амнезия – классика жанра.
– С детства?
– Не знаю. – Голос стал ещё тише, почти шёпот. – Детство помню смутно. Период до десяти лет – словно в тумане. Лишь отдельные, неясные обрывки воспоминаний.
Я отложил ручку. Руки слегка дрожали – чёрт возьми, почему? Детская амнезия, фобия, кошмары… Классика. Посттравматический стресс. Как по учебнику.
Но почему от этого у меня ощущение, будто я стою на краю пропасти, а не разбираю клинический случай?
– Ксения, не было ли в вашей жизни травмирующих событий, связанных с водой?
Она покачала головой, и её волосы заколыхались, как водоросли в подводном течении.
– Нет. Но… – пауза затянулась, как резиновая лента перед разрывом. – Иногда мне кажется, что я что-то забыла. Что-то очень важное, что тщательно заперто в моей памяти. И ключ, похоже, навсегда потерян.
Я встал, подошёл к окну. Ноги были ватными, в висках стучало. За стеклом серел дождливый Тихозёрск. Капли стекали по стеклу, как слёзы по щекам. Где-то там, за домами, лежало озеро. Тёмное, молчаливое, хранящее свои тайны.
И мои кошмары. И её кошмары. Совпадение?
– Ксения, а вы давно живёте в Тихозёрске?
– Я родилась здесь, но потом мы с родителями уехали. Полгода назад я решила вернуться.
Полгода. Опять полгода.
– Мы с дочкой живём вдвоём в доме бабушки. Она умерла два года назад, оставила мне дом.
– Ксения, простите, если лезу не в своё дело. А отец ребёнка?
Лицо женщины окаменело. Маска опустилась так быстро, что я едва успел заметить вспышку боли в её глазах. Она сжала губы в тонкую линию, и я понял – попал в болевую точку.
– Его нет, – отрезала она ровным голосом, но я почувствовал, какая буря скрыта за этим спокойствием. – Мы познакомились в университете. После непродолжительного романа я поняла, что жду ребёнка. Он испугался ответственности и исчез. Я воспитываю Олесю одна.
Я вернулся к столу, сел напротив неё. Между нами повисло молчание, давящее, как предчувствие беды.
– Олеся… – я произнёс имя её дочери. – Сколько ей лет?
– Пять.
– Она… она умеет плавать?
Ксения резко повернулась ко мне. В её глазах мелькнуло что-то похожее на ужас.
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Просто… учитывая вашу фобию…
– Нет, – она встала, начала ходить по кабинету. – Нет, она не умеет. Я запрещаю ей подходить к воде. Даже к речке в парке.
Она остановилась, словно споткнулась о невидимую преграду, и я увидел, как дрожат её плечи.
– Иногда мне снится, что она тонет. Что я не могу её спасти. И тогда я просыпаюсь в холодном поту и бегу проверить, на месте ли она.
– Ксения, – я встал, подошёл к ней. – Посмотрите на меня.
Она обернулась, и я увидел слёзы на её щеках. Внутри всё кричало: вытри эти слёзы, обними её, скажи, что всё наладится. Но я знал, что не имею права