Последний крик лета - стр. 74
Отошла к столу и налила себе стакан вина из единственного сохранившегося глиняного горшка. Сделав пару глотков, едва не выплюнула все наружу. Вином это пойло и вправду назвать было трудно – неприятная жижа со вкусом броженого кислого винограда мгновенно обожгла глотку. Я прокашлялась, схватившись за живот, закусила остаток калача, а потом вновь устремила взгляд на того бедолагу. Он упал на бок, распластавшись по полу в неестественной позе. Прошло уже несколько минут, но никаких движений от него не последовало. Лишь две капли бордовой крови стекли от виска по лицу и впитались в затоптанный ковер.
Сердце бешено колотилось в груди. Я все же решилась подойти к нему. Сначала небрежно пнула ногой в плечо и мгновенно отошла на случай, если он вдруг придет в себя, но Олег продолжил лежать неподвижно. И как бы мне не хотелось прикасаться к нему, я все же опустилась на корточки и прощупала пульс сначала на шее, а затем на запястье. Пульса не было. Провела пальцем по ресницам – реакции ноль. Исчез корнеальный рефлекс – после прикосновения к роговице, глаз не закрылся. После чего уверенно раскрыла веки – зрачки были сильно расширены, отсутствовала реакция на свет. Я приложила ухо к его груди, надеясь услышать хоть какой-то просвет дыхания, но ничего не было.
Что я натворила?!
Я рухнула на скамью, облокотившись об стол и громко зарыдала. Дрожащие прохладные руки взъерошивали и без того безобразные светлые волосы, бродили по лицу и размазывали слезы и кровь. Холод мгновенно окутал все тело, хотя на улице светило жаркое июньское солнце, пробивавшееся сквозь оконца. При стрессе нервная система активируется, и в ответ на это начинают вырабатываться адреналин и норадреналин. Эти вещества молниеносно проносятся по кровеносным сосудам, воздействуя на гладкую мускулатуру, сердце и сосуды. В условиях стресса сосуды сужаются, что вызывает чувство холода. При этом организм пытается компенсировать перегрев, выделяя больше пота, чтобы остудиться.
В тот момент не чувствовала боли, передвигаясь на одном лишь адреналине. Но когда спустя несколько минут в дверь неожиданно постучали, я вновь напряглась. Подскочила со скамьи и на цыпочках подошла к сеням, словно маленький ребенок, который боялся открывать дверь посторонним.
– Блонди! – вдруг раздался спасительный голос Стаса.
Я облегченно выдохнула и отворила дверь. В сени ворвались хмурые Макс и Стас, но стоило им взглянуть на меня, они тут же поменялись в лице, словно увидели приведение. Тогда я поняла, что выглядела еще хуже, чем предполагала. Лицо Воскресенского перекосило от злобы, и он без лишних слов молниеносно бросился в избу. Янковский ошарашенно замер в сенях, разглядывая меня с ног до головы. При виде него нижняя губа с привкусом крови задрожала, а на глаза навернулись слезы с новой силой.
– Блонди, я недооценивал тебя. Ты смогла справиться с ним в одиночку, – раздался приглушенный голос Стаса, но он был лишен прежней усмешки. Скорее был похож на надтреснутый и сердитый. – Уходите отсюда. Я с ним разберусь.
– Он тебя… – тихо процедил Макс сквозь зубы, но не решился закончить мысль.
– Нет, – выдохнула сквозь слезы, все еще сохраняя дистанцию между нами.
Он поднял руку, вероятно, намереваясь прикоснуться к моему полу оголенному плечу, еще час назад его прикрывал не порванный красный сарафан, украшенный белой вышивкой. Но его рука вдруг застыла в воздухе, так и не решаясь дотронуться до меня. И я была ему в тот момент благодарна. Янковский никогда не действовал импульсивно, в отличие от Воскресенского.