Последний крик лета - стр. 58
– Баню для вас затопила. Вам помыться нужно, – безразлично произнесла она, опустив взгляд. – Вместе заходите. Принято у нас так. Не стыдимся мы ничего, все свои.
Я удивленно распахнула глаза, и щеки мои вмиг запылали.
– И не смотрите на меня так, – протараторила Татьяна, боясь встретиться с нами взглядом. – Я запру вас в бане, чтобы вы никуда не делись, а дальше сами что хотите, то и воротите. Как помойтесь, так постучите. Одежду чистую возьмете в сундуке в предбаннике.
Она отворила нам скрипучую дверь бани, которая находилась прямо в избе, словно жилая комната. Оттуда сразу же повалил теплый воздух в сочетании с приятным запахом дерева и ароматным хвойным лесом, вероятно, благодаря свежесрезанным еловым веткам. Прежде чем войти в баню, нужно было снова опустить голову, словно бы поклониться, чтобы не столкнуться с низким проемом. Едва мы зашли внутрь, Татьяна мгновенно закрыла за нами дверь и, судя по соответствующему звуку, подперла ее чем-то тяжелым.
Мы оказались вдвоем в крохотном предбаннике один на один. На двух противоположных стенах были закреплены железные светцы, которые удерживали горящую лучину. И наши тени, точно великаны, следовали за каждым движением. Внутри было тепло, а от двери, ведущей к бане, веяло печным жаром.
Я поймала растерянный и чуточку смущенный взгляд Янковского, и была готова сама провалиться сквозь землю от смятения. Сквозь тусклый свет лучины его изумрудные глаза казались глубокого темно-зеленого оттенка. Напряжение и неловкость в тот момент были чем-то осязаемым. Казалось, я смогу дотронуться и пощупать напряжение, только не разорвать. Избавиться от него не получится. Никто из нас и не предполагал, что мы окажемся в подобной ситуации.
– Ты иди… первая. Я здесь пока посижу, – произнес он и опустил взгляд, неловко почесав заднюю сторону шеи.
– Угу, – промычала я, и схватила вместо полотенца одну из двух грубо выделенных тканей из льна, напоминающих дерюгу. Ткань была с меня ростом и висела на двери, ведущей в баню.
Как только оказалась внутри, на меня молниеносно обрушилась удушливая, беспощадная жара. Казалось, хозяйка не печку затопила, а купальный костер разожгла, как на Ивана Купала, прямо посреди бани. Внутри также горели сухие лучины, и находились три деревянных таза с горячей водой, прохладной и таз с вениками, а в углу стояла шипящая дедовская печка-буржуйка. Из средств для мытья был лишь одинокий кусок мыла, чем-то напоминающий хозяйственное. Но, принюхавшись, я поняла, что его, вероятно, варили из того же, что и свечи. От запаха я сразу отвернулась и брезгливо отложила его в сторону, решив обойтись без него.
Грязную одежду повесила на ржавый гвоздь и вдруг поняла, что из-за неловкости и смущения не взяла чистую. Мысленно закатила глаза и раздраженно выдохнула. Заново одеваться в грязное было лень, поэтому сразу принялась за мытье. На коже мгновенно проступил пот, казалось, я горела изнутри. Через несколько минут, когда уже начала чувствовать облегчение, вдруг обнаружила свернутую белую бумагу, просунутую меж бревен бани. Она находилась недалеко от железного светца, закрепленного на стене. И откуда у них белоснежная бумага? Любопытство взяло вверх, я ловко схватила ее и развернула. От содержания бумаги мне стало дурно.