Последний из Первых Миров. Эпоха Тишины. Том 2 - стр. 24
– Кого волнует, из сколь хорошей муки делают блины, если получаются они ужасными. – тихо, но вполне членораздельно, ответил старик. – Я встречал столько Хемир за свою жизнь, что научился различать их дурные стороны одним взглядом в звериные глаза. Если в этих глазах еще сияет их прошлое «я», и если они нашли способ переступить через жестокость, которая их создала, и не поддаваться ей…
– Уморил ты меня своими байками. Мне Таргот уже всю плешь проел такой философией. – отмахиваясь рукой, вздохнул Френтос, все-таки, не найдя в словах старика нужного ему ответа.
– Жестокость, Френтос…Эх… – особенно бессильно и сонливо вздохнул, и одновременно зевнул, старик. – Скоро мы все станем жестокими. Хорошо бы мне…до этого не дожить.
Наступила тишина. Закрыв глаза, Френтос решил задуматься и о делах насущных. Тепло одеяла под ним, его мягкость, и окружающая уже полная тишина, быстро поглощали его сознание, и он старался по крайней мере не уснуть теперь, коли решился на небольшой отдых даже после всех историй Джерома, которые так и не воспринял достаточно серьезно, думая все время совсем о другом. Он думал и о Слаки, и о своей наиболее важной задаче – помощи Соккону. Он вел монолог сам с собой, уверяя себя, что бросит все дела в Дафаре, и сбежит обратно в Ренбир, если не встретит Ультру в течении еще одного часа. Он говорил себе, что дела каких-то эпидемий не важны для него до тех пор, пока он не поможет брату, и если те не коснутся его семьи. Шипучим коктейлем из постоянно перемешивающихся между собой мыслей, его утягивало куда-то глубоко в себя, где его, совсем скоро, окончательно настигли и сонливость, и усталость. Слишком много сил он потратил за последние часы, и за то время почти совсем не ел. Даже воды из стакана со стойки ресепшна ему не дала выпить Слаки. В его теле еще оставались материалы для восстановления сил после его «пира» в корчме полтора часа назад. И, все же, потеря сил дала о себе знать – уже через пару минут размышлений его сознание окончательно рассеялось, а вместе с ним растворился и окружающий мир. Он не заметил момента, в который уснул, как и принято достаточно уставшим человеческим организмом, настоящий отдых к которому приходит только с отключением мыслительного процесса. Но сон Френтоса был другим. Хоть он и не любил думать, он делал это не меньше прочих, хоть и думая о не слишком умных вещах. Он редко запоминал свои сны, но никогда не забывал того, что в них видел. И, тем более, что слышал.
«Предатель.» – пробивался через его сон ужасно неприятный, металлический и холодный голос будто самой Бездны. – «Он уже прибыл.»
Он мгновенно вскочил с кровати, тем самым, судя по ее скрипу, чуть не сломав ее старые деревянные ножки. Быстро вытерев лоб от холодного пота, он молниеносным движением всего горячего и заспанного тела соскочил с кровати на пол, совершенно уверенно встав на ноги даже после такого сна. Но был ли тот сон правда так краток, как казалось с первого взгляда, или он просто не запомнил в нем ничего, кроме голоса? Комната вокруг Френтоса была пуста, в ней не было совершенно ничего нового, только те же кровати, стол, и шкаф, как и прежде. В ней не было ничего нового…и не хватало чего-то старого.
– Джером? – взволнованно, все еще пытаясь отдышаться, осмотрел пустую взъерошенную кровать в другом углу комнаты Френтос.