Последний Хольсунг - стр. 14
Когда мы отбежали на достаточное расстояние, и я убедился, что опасность миновала, то приказал своему подопечному встать на одно колено, чему тот повиновался с немалым изумлением. Потом я взял из его рук чугунный прут, коснулся им левого и правого плеча мальчика и сказал:
– Встаньте рыцарем, сэр Сигурд Хольсунг! Носите с честью это звание, и будьте всегда храбры и доблестны, как сегодня!
Мальчик встал, принял у меня из рук свою железяку и сказал с нескрываемым удивлением:
– Я мечтал о посвящении, но никогда не думал, что оно будет таким! И-и, что меня посветят в рыцари вот этим!..
Он повертел в руках прут, словно только что его увидел.
– Посвящение на поле брани, оружием, которым свершён подвиг, самое почётное, – заверил я его. – Сегодня ты принял первый бой и сразил опаснейшего врага, понимаешь? Опаснейшего! А то, что вместо меча у тебя в руках было вот это, не умаляет, а только увеличивает значимость подвига.
Сигурд помолчал, переваривая всё сказанное, потом взглянул на меня и спросил:
– А как же ваша рука? Что с ней?
– Пустое, – ответил я, мысленно скрестив пальцы. – Недельку, или может две, побуду одноруким, а потом всё придёт в норму, вот увидишь! Но тебе придётся помогать мне, пока мы вместе.
Сигурд отсалютовал мне прутом от кладбищенской ограды, выражая тем самым свою готовность к службе под моим командованием. Вскоре мы уже шагали по заросшей бурьяном дороге среди миниатюрных заброшенных полей. Пока шли, солнце почти село. В желудках у нас было пусто, и стоило подумать о ночлеге, когда за очередным поворотом мы увидели ферму.
В то время, когда мне было столько же лет, сколько сейчас Сигурду, жил здесь один славный старик – весельчак и заядлый охотник. Он жил один, и я совершенно не помню, куда девались его жена и дети, и были ли они у него когда-либо. Всю работу в его хозяйстве делали нанятые батраки, которые тоже особо не перетруждались. Но и ему, и им, видимо всего хватало, поэтому, вместо того чтобы работать в поле, они частенько все вместе промышляли там вальдшнепов.
Я любил навещать его тогда. Очень нравились мне его охотничьи байки, а ещё я обожал рассматривать замысловатое старинное ружьё старика. Он научил меня разбирать, чистить и собирать это создание технического гения прошлой эпохи, которому не требовались патроны, а порох, пули и капсюли-воспломенители закладывались в казённую часть отдельно. Стреляло это ружьё далеко, мощно и метко, но имело один недостаток – после каждого выстрела образовывалось целое облако красивого белого дыма, который мешал сделать второй прицельный выстрел. Так работал дымный порох старого типа, который теперь используют только для фейерверков. Зато хранится этот порох годами и десятилетиями и не портится при этом.
Я толкнул дверь в дом, и обнаружил, что она не заперта. Раньше это было обычным делом. Местные жители не знали, что такое воровство, а преступники-гастролёры обходили графство стороной. В их среде оно пользовалось дурной славой нехорошего места, куда несложно зайти, но откуда можно не выйти.
Мы переступили порог, и я будто оказался в своём детстве снова. Всё здесь было, как много лет назад. К чести работников фермы, никто из них ни на что в доме хозяина не позарился даже после его смерти. Значит, можно было надеяться, что и старое ружьё тоже на месте. С бьющимся сердцем я взялся за ручку знакомого шкафа и потянул её… Заперто! Старик не раз говорил, что деньги можно оставить во дворе на лавочке, а оружие всегда должно быть скрыто от чужих рук и глаз.