Последний бой «чёрных дьяволов» - стр. 10
Командир отделения прервал рассуждения бывалого солдата:
– Так, Лисковец, хватит философствовать. Бери этих любителей хмельного и веди наверх, на свет божий. Может, там протрезвеют. Молодого фрица здесь допросим, без свидетелей.
Аркадия Лисковца старший сержант уважал и считал его боевым товарищем, поскольку пришлось им немалое время повоевать вместе. Уважали его и остальные бойцы отделения, особенно молодые. Лисковец воевал давно, был говорлив и мог многое рассказать и поделиться опытом, что и делал при любом удобном случае. Григорьев ему не мешал, знал: Аркадий хоть и балагур, но плохого не посоветует, и молодым это будет на пользу. Он помнил, как совсем недавно, при освобождении города Брно, попали они под жестокий обстрел, находясь в окопе противника, покинутом хозяевами, из него-то немцы и хотели их выбить посредством мин и снарядов. Особенно туго пришлось недавно призванным красноармейцам Вязовскому и Долгих. Они сидели на дне окопа побледневшие и вздрагивали при каждом взрыве. Вот тогда-то Лисковец и провел с ними воспитательную работу. С невозмутимым видом он сел рядом с молодыми бойцами, достал из кармана колоду карт, сказал: «Чего, суслики, носами в землю уткнулись? Давай в подкидного дурачка сыграем, покуда время есть». Спокойствие Лисковца передалось молодежи, правда, в карты им поиграть не пришлось, но в атаку они пошли без страха…
Лисковец подошел к эсэсовцам, ухватил одного из них за ворот расстегнутого кителя.
– Вставай, морда эсэсовская!
Немец задрал голову, посмотрел на разведчика затуманенным взглядом больших светло-серых глаз, заплетающимся языком изрек:
– Ихь фэрштээ нихьт.
Лисковец глянул на Вязовского.
– Костя, растолкуй фрицу по-хорошему, или я его прикладом вразумлю.
Вязовский терпеливо объяснил пьяному немцу, что от него требуется. Немец согласно закивал.
– Я, я русиш зольдат. Гитлер капут. Хэльфэн зи мир биттэ.
Лисковец снова обратился за разъяснениями к Константину:
– Чего он бормочет?
– Просит помочь встать.
Лисковец бросил на эсэсовца возмущенный взгляд.
– Сейчас я тебе помогу, пьянь гитлеровская! Если не подымишься, голову размозжу. Ферштейн!
Немец непонимающе посмотрел на Аркадия.
– Нихт ферштейн.
Лисковец замахнулся на эсэсовца прикладом автомата. Григорьев остановил:
– Лисковец! Я тебя очень прошу, давай без рукоприкладства. Забирай фрицев, и идите наверх. Нам допрос надо провести.
– Как скажешь, командир, но я бы к нему приложился. С превеликим удовольствием за наших погибших товарищей с ним расквитался. Помню, в сорок первом году мы в контратаку пошли, на таких же вот в эсэсовской форме, они драпанули, мы деревеньку с ходу взяли, как положено, охранение поставили, спать в хатах улеглись, а эти суки среди ночи из подвалов, как тараканы, повылезали и давай в нас тепленьких и сонных стрелять. Потом к ним помощь подошла. Тут уж нам пришлось драп-марш делать в обратном направлении. Много они тогда ребят из нашего батальона положили. Кто знает, может, эти тоже хотели такую подлость совершить…
Григорьев бросил:
– Чего они хотели, это мы сейчас узнаем, а с немцами мы за погибших рассчитались сполна, уже хватит. Веди фрица наверх.
Лисковец нехотя помог немцу подняться на ноги. Эсэсовец, растягивая слова, произнес:
– Данкэ шен.
Аркадий зло плюнул на пол.