«Последние новости». 1936–1940 - стр. 118

У Буданцева во всех рассказах, по самому замыслу их, что-то не ладится и не клеится. Страдания ума – постоянная его тема, о чем бы он ни писал. Даже с самыми положительными героями происходит что-то странное. Тот же Семенов из «Весенней песни», о котором я уже упоминал, не только испытывает недозволенные любовные чувства, но и по общему духовному складу приходится дальним родственником Передонову – а ведь он выдвиженец, партиец! Делец Рудаков – отдыхает на курорте. Казалось бы, отдых должен благотворно действовать на сознание. Но именно от праздности Рудаков почти доходит до сумасшествия, – в чем сам с испугом убеждается, выразив мнение, что липа перед окном его комнаты «похожа на прачку». «У него было значительное положение, имя в промышленности, годами выработанное, кованное книгами и тяжелыми испытаниями мышление, которым любовались даже враждебно-настроенные подчиненные и недоверчивые партийцы. Наконец, тридцать пять лет от роду… И вдруг, как из теплой печурки, откуда-то из глубины, из юношеской подпочвы, на которой и разветвилась вся остальная жизнь, хлынуло художественное сравнение: “прачка”… Подумать только: липа, как прачка»!

«Он стоял на балконе, на диком солнцепеке, ему было радостно чувствовать близость предметов между собою, родство вещей, слитность мира, поток явлений, так сказать, образную плоть диалектики, недоступную обычную сознанию, сейчас почти осязаемую. Если он скажет себе, что огуречный рассол имеет вкус братоубийства, то не удивится, потому что это будет его правда, часть общей истины, раскрытая лишь для него хотя бы через вкус крови из треснувшей губы».

Буданцев каждой своей страницей внушает читателю сомнения: а что если человек, его ум, его душа не так просты, не так цельны, как это нам представляется. И взгляните только, что с людьми может случиться, что им может взбрести в голову!

За это его и бранят. За это же, т. е. за своеобразие и за попытку углубления творчества, надо отвести ему особое место в советской литературе, все равно, разделяем ли мы его взгляды или нет. Буданцев даровит и честен. А эти два неоценимых достоинства не так уж часто в наши дни встречаются у одного человека и дополняют одно другое.

Только что вышедшая книга Селина о России и о коммунизме «Mea culpa» вызовет, конечно, сравнения и параллели с книгой Жида. Это неизбежно. Оба автора были в СССР этим летом, оба оказались разочарованы, оба от чего-то отрекаются. Селин даже название выбрал покаянное, как бы предваряя читателя о своих впечатлениях и настроениях.

Но сходство – чисто внешнее. Если исключить некоторые общие и Жиду, и Селину мысли, книги глубоко различны по тону, по отношению к фактам, по темпераменту и духовному складу авторов. У Жида все двоится, прежде всего он сам. Ум его витает между отрицанием и утверждением, не то что по слабости воли, а скорей по слишком большой изощренности, не позволяющей к чему-либо пристать. Едва Жид скажет «да», как тотчас же ему приходят в голову бесчисленные доводы в пользу «нет», и в этом нескончаемом внутреннем диалоге, в сущности, вся ценность, весь несравненный интерес его писаний. Всякое решительное утверждение или решительное отрицание стоит ему огромного усилия. Некоторые фразы «Возвращения из СССР» этим усилием отчетливо запечатлены. Но на фразе двусмысленной книга обрывается и смущением заражает читателя. Новизна ее в том, что Жид впервые открыто