Последние - стр. 28
– Ну, и в чем же мораль?
– А ни в чем. Просто жизнь такая, в ней зло с добром рядом идут, порой даже в обнимку. А когда конец времен настает, не надо за старое держаться. И прощать надо даже самый горький грех. Пока живы-то, надо прощать… Ехать тебе надо.
– Давай вместе. Позовем птицу Рык и полетим на Вычегду!
– У нас нет яйца. Да и птицы давно нет. Поезжай, милый. Мне-то ничего. Мне и тут можно, а давеча Сонька Шляпа в розвальнях проезжала по селу, говорят, грозилась, кричала: пришью Катькиного офицерика. И ведь пришьет. Дурная она. Поезжай, провожу тебя до Мохчево, где давеча встретила, дальше ты дорогу сам знаешь. Ваши из Ныроба ушли. Того гляди, красные нагрянут. Не уберегу я тебя.
Он уговаривал – она только вздыхала в ответ и качала головой. Тронулись в путь на санях следующим утром затемно. Правила Катерина. Перед мостом через речку Ниолс махнула рукой вправо:
– Там он жил, царь Кор. Хочешь посмотреть? Вон след вчерашний, должно быть, за сеном ныробские тут ездили, до самой скалы докатимся.
Конечно, он хотел. На бугре, как называла его Екатерина, стояла часовня.
– Неужели царь Кор был православным?
– Нет, это уж после на месте сожженного города новый построили, и его тоже сожгли. Татары сожгли. Они с русскими воевали. А там видишь – скала, и в ней расселина?
– Вижу. Там и снесла яйцо птица Рык? Пойдем поищем!
– Пойдем!
Они скатились по снегу с крепостного вала, сохранившегося на месте былинного города. Долго катились – голова закружилась, долго целовались в снегу. Потом подошли к подножию скалы.
– Если по этой расщелине подняться, сто грехов сойдет, – сказала Катерина, будто подначивая спутника. – Такое поверье. Когда засуха или, наоборот, дождями заливает, или еще какая напасть, идут крестным ходом от нашей искорской церкви сюда и все друг за дружкой на скалу лезут, на самый верх по узкой улочке.
– Что там наверху? – Ничего. А спускаются по широкой, вон там, справа.
– Подняться по широкой нельзя?
– Можно, только грехи не спишутся. Надо обязательно по узкой.
– Тогда я полезу.
– Неужто?
– Полезу!
– Ну, смотри, я тебя наверху встречу. Поднимусь бегом по широкой.
– Тебе разве не надо грехи снять?
– Ой, да я в прошлом году лазила, еще не накопила.
Артур уцепился за выступы гранита и рванул свое гибкое тело вверх. Снег на скале почти не задерживался, а легкий, как пух, иней, осевший на кавернах каменного желоба, ссыпался, не мешая юнкеру ввинчиваться в щель, продвигаясь вверх. Кажется, на третьем рывке он прошел точку невозврата – перегиб. Оглянулся. Подножия скалы не видно. И высоко – не прыгнешь. Понял, что спуститься отсюда не смог бы. Дальше – только вверх. Стало легко. Пальцы рук сразу находили зацепки, ступни – удобные выемки, чтобы без особого напряжения толкаться с опоры вверх. На последней трети пути Артур оказался в довольно узкой каменной трубе. Не хватало места коленям, теснота не позволяла расставить локти. Он продвигался медленно, по вершку, а потом и вовсе застрял. Досадно. Осталось всего ничего до выхода из расщелины на простор, а тело никак не проходило в каменную узость. Артур сообразил слегка отступить, протянуть вверх руки – одну, другую, чтобы зацепиться за верхний край и вытащить себя. На гимнастических занятиях в кадетском корпусе нелюбимое многими подтягивание на перекладине давалось ему легко. Он бы и вытащил себя, да никак не мог дотянуться до края. И тут, когда от сознания беспомощности Артура бросило в жар, сверху спустился кусок веревки: