Последнее испытание - стр. 52

Спустившись, Стерн видит Ардента, который стоит у обочины рядом с машиной. Адвокат снова совершенно обессилен – слишком тяжел груз эмоций, которые он пережил во время стычки с Сонни. В конце концов он приходит к выводу, что Фелду досталось от нее больше, чем ему. Но это не имеет значения, потому что он знает: прежний Сэнди Стерн, адвокат с безукоризненной репутацией, придумал бы какой-то филигранный ответ на ложные заявление Капеча и не стал бы нарушать веками сложившееся правило, согласно которому юрист, участвующий в процессе, не может выступать на нем в качестве свидетеля. Сидя в салоне автомобиля, Стерн вынужден признать неприятную правду, предчувствие которой уже давно темным облачком собиралось в глубине его души: все это больше не для него. Марта права. Ему ни в коем случае нельзя было соглашаться представлять интересы Кирила.

Но он уже сидит в вагоне поезда, идущего с огромной скоростью. Ради Кирила и ради себя самого он должен сконцентрировать все еще остающиеся у него силы, физические, интеллектуальные, душевные, собрать в кулак волю и дисциплину. Он больше не должен допускать глупые ошибки, проявлять некомпетентность и балансировать на краю пропасти. Да, он больше никогда не будет прежним. Но у него есть долг – перед Сонни, Мартой, Мозесом, самим собой, а самое главное – перед Пафко. А значит, он просто обязан показать им всем лучший вариант себя.

Как он познакомился с Кирилом Пафко? Поскольку дело «Соединенные Штаты Америки против Пафко» привлекало большое внимание общественности, люди время от времени задавали Стерну этот вопрос, но он не мог точно вспомнить, как именно это произошло. Это случилось более сорока лет назад. Оба они – и Стерн, и Пафко – эмигрировали из Аргентины, оба с молодыми женами, оба набирали авторитет в своих профессиональных сообществах. Присутствовало между ними еще кое-что общее, но об этом обычно не говорили вслух: оба оказались достаточно практичными, чтобы жениться на женщинах с большим состоянием. Многие считали, что им просто необходимо познакомиться, но у Стерна по поводу их первой встречи осталось лишь одно, хотя и довольно яркое воспоминание: Кирил, высокий, красивый, холеный, пересекая большую комнату, направляется прямо к нему с самоуверенной улыбкой и, протягивая руку, приветствует его так, как принято это делать в Буэнос-Айресе: «Че, пибе», то есть «Салют, малыш».

Кирил в то время прибыл в Три-Сити в качестве профессора, чтобы преподавать на медицинском факультете университета. Он тогда только что окончил Гарвард и уже завоевал известность и авторитет в профессиональном сообществе медиков. Юридическая карьера Стерна также шла в гору. К тому времени он уже перестал охотиться за клиентами в коридорах суда первой инстанции округа Киндл, чем вынужден был заниматься поначалу, после того как оставил богатую практику, которую первое время обеспечивала ему юридическая фирма его тестя. Однако он тогда еще не избавился от типичных иммигрантских опасений по поводу того, что его попытки сделать карьеру и достичь успеха могут оказаться напрасными. Поскольку родители его жены, Клары, всегда испытывали смутные подозрения по поводу истинных мотивов его женитьбы на их дочери, Стерн умолял супругу не принимать от них ни цента. Однако эта позиция делала еще более жесткой необходимость его собственной финансовой и профессиональной состоятельности. Между тем во время выступлений в суде ему в решающие моменты далеко не всегда удавалось найти самые точные английские слова. Понимал он и то, что его акцент зачастую вызывает недоверие у судей, полицейских и, что самое неприятное, у потенциальных клиентов. Всякий раз, когда он терпел неудачу, он особенно ясно ощущал, что наличие у него троих детей накладывает на него повышенную ответственность за благосостояние семьи. Так же остро, как другие люди нуждались в пище, воде, крыше над головой, Стерну требовалось чувство уверенности в завтрашнем дне, в своем будущем.