Посёлок (барамберус рокакану) - стр. 3

В дверь бабы Веры стучим. Верка открывает: лицо у нее красивое, но хохотальник себе разъела будь здоров!

– Привет, подруга, ― говорю, – нового ничего не слыхать?

– А что нового?

– Я всё про Ленку думаю, может, её обманом увели?

– Кто?

– Какой-нибудь чужой человек.

– Какой ещё чужой человек? У нас на посёлке все свои.

– А может он своим прикинулся?

– Прекрати, подруга. Вечно слухи распускаешь. Кто-нибудь глупость сморозит: а ты на подхвате.

– Какую глупость?

– Пашка Сазонов брякнул, что я бабка богатая, а ты об этом больше всех звонишь?

– Так это правда!

– Брехло. Какая я богатая, так… концы с концами свожу.

– Ладно, подруга, не будем ссориться.

– Зачем пришла-то?

– Я с сыном твоим хотела поговорить.

Верка брови нахмурила: стоит на пороге: руки в бока уперла: такую не обойдешь, тогда я предплечье, на котором повязка ДНД вперед выставила. У бабы Веры сразу глаза забегали, на Чувилку покосилась, еще сильней нахмурилась, но пропустила нас.

Мы с Чувилкой прямо к Жорику. В комнате кровать, стол, на столе клетка, в ней белка живет, баба Вера рассказывала, что Ленка её из леса принесла. Баба Вера уверяет, что белка, по ночам из клетки выбирается: крупу и семечки ворует, которую Верка про запас хранит. Всю ночь баба Вера белку караулит, да под утро заснет – не уследит.

Давно бы баба Вера от белки избавилась, да Жорик не даёт. Телепень, а тут уперся, говорит:

– Мне белка как память о Ленке дорога.

Когда мы зашли, Жорик на кровати лежал, руки под головой – глаза в потолок. Короче: полная отрешенность! Другими словами, состояние: ни жив ни мертв.

– Как дела, Жорик? – спрашиваю.

Жорик на меня удивленно смотрит.

– Ну, Жора, как живёшь? – я снова его спрашиваю.

– Ничего, – мычит.

– Расскажи нам про Ленку.

– Зачем?

Я ему руку с повязкой, где белым по красному написано ДНД показываю.

Он долго на нее смотрел, но потом говорит:

– Она фантастическая девушка!

– Ты нам факты давай, – я глаза сузила.

– У нее голос хороший!

– Это я знаю.

– Еще она стихи сочиняла: «Та-та-та-та-та-та посёлок, та-та-та-та-та-та весёлый».

– Так что же произошло?

Жорик плечами пожал.

– Вспомни, что было в тот вечер, когда она пропала.

– Как обычно собралась и ушла.

– Куда?

– Гулять.

– Знаю, баба Вера рассказывала, каждый вечер вокруг дома ходит-ходит.

– Ну, да.

– А ты почему с ней не гулял?

Жорик промолчал.

– Хорошо, дальше рассказывай.

– Что рассказывать? Всегда возвращалась, а в это день не вернулась.

Жорик вздохнул и голову подушкой накрыл.

– Жорик, ― я его за плечо тереблю, ― что ты можешь еще сообщить следствию?

Но тот молчит, как партизан.

Вышли мы с Чувилкой.

– Что ж, ― я вздыхаю, ― ничего нового мы не узнали, но отсутствие результата – тоже результат. Надо за Веркиным домом следить. Давай засаду устроим.

Вечером идем мы с Чувилкой. Темно, хоть глаза выколи. Вдруг навстречу нам человек сто, судя по тому, как снег скрипит. И хоть бы кто слово сказал. Все ближе, ближе. Если б не Евдокия Ивановна, я б, наверно, через забор сиганула. Чувилка удержала. Стою, как вкопанная. Всё, думаю, приплыли. Но эти мимо прошли, ни кашлянут, ни сморкнуться, только дыхание слышно, мужики бы шли – слов не жалели, у нас на посёлке балаболов пруд пруди, а уж о бабах говорить нечего, все балаболки. Кто это был, ума не приложу? Так: темная сила какая-то!