Портрет Дориана Грея. Перевод Алексея Козлова - стр. 25
Да, несомненно, этот юноша, волей такого необычного, счастливого случая представленный лорду Генри в мастерской Бэзила, – изумительный тип, или… во всяком случае… из него можно вылепить нечто изумительное.. Все сокровища человеческой натуры за ним – воспитанность, обаяние, непорочная чистота юности и наконец красота, да, та самая красота, с которой могут поспорить только лучшие древнегреческие изваяния. Из него можно было бы изваять почти всё – сотворить титана или ярмарочную игрушку. Какая жалость, что такой совершенной красоте рано или поздно суждено будет портиться и увядать!
А Бэзил? Насколько же то, что он говорил, интересно с психологической точки зрения! Новый стиль в искусстве, новое ощущение бытия, неожиданно пробуждённое одним лишь присутствием человека, которому в голову не придёт что-то подозревать. Безмолвная душа Природы, обитавшая в дремучей чаще и неслышно бродившая в цветущих долах, вдруг открыто явила себя, словно гордая дриада, бесстрашно устремилась к душе художника, который неутомимо искал её, пробуждая в себе предчувствие скорой встречи, встречи, энергия которой раскрывает ему дивные тайны мира, где самые простые вещи, образы и формы вещей, так сказать, обретают идеальное совершенство и глубинную символическую ценность, из смутной мечты, из грёзы превращаясь в реальность. Как это всё очаровательно!
Прошлые века демонстрируют нам нечто подобное Не Платон ли превратил мысль в высокое искусство, первый открыл чудо философии.?
Не Буонаротти ли воплотил их в цветном мраморе, подобнорм венку сонетов? Но и в наш век это не утратило новизны..
Да, он попытается стать для Дориана Грея тем, чем молодой человек, сам того не зная, стал для художника, творца этого дивного портрета. Он будет пытаться обрети полновластие над Дотрианом, собственно говоря, наполовину он приблизился к этой цели. Удивительная душа юноши станет его собственностью. Каким богатством, каким разнообразием достоинств Провидение оделило это дитя Любви и Смерти..
Лорд Генри резко остановился и кинул быстрый взгляд на окружающие дома. Убедившись, что в задумчивости он проскочил дом своей тетки, и удалился от него на довольно приличное расстояние, он улыбнулся и повернул обратно.. Когда он заскочил в тусклый вестибюль, дворецкий отрапортовал, что все уже завтракают в столовой. Передав шляпу и трость и шляпу одному из лакеев, лорд Генри прошел внутрь комнаты.
– Ни дня без опозданий, Гарри! – всплеснула руками его тетушка и укоризненно покачала головой.
Он принуждённо извинился, с лёту выдумав какое-то пустое объяснение и, присев на свободное место рядом с хозяйкой, обвел взглядом всех гостей. Дориан, краснея от радости и смущения, застенчиво кивнул ему с другого конца стола. Лорд Генри сидел напротив герцогини Гарли, дамы удивительно добродушной и весёлой. Все её знакомые очень любили её, извиняя преобладание в сложении её тела тех преизбыточных архитектурных форм, которые в дамах, не осчастливленных титулами герцогинь определяются современными историками крайней тучностью. С одной стороны от неё, справа, восседал сэр Томас Бёрдон, представлявший в парламенте радикальную партию. В общественной жизни он он был целиком во власти взглядов своего лидера, а в частной жизни являлся фанатическим патриотом хорошей кухни и прислушивался к советам излюбленных поваров, предпочитая неукоснительно следовать мудрому, древнему установлению: «Воюй вместе с либералами, обедай вместе с консерваторами!». С левой стороны от герцогини сидел мистер Эрскин из Тредлн, побитый жизнью джентльмен, весьма начитанный и не без культурного налёта, человек вполне симпатичный, усвоивший, надо сказать, дурную привычку помалкивать так, как будто его будут пытать за каждое произнесённое слово. Свою манеру держать язык за зубами он как-то раз объяснил леди, заявив, что, якобы, всё, что он хотел сказать действительно важного, он уже много раз выссказывал до тридцатилетнего возраста. Соседкой лорда Генри оказалась миссис Ванделёр, одна из самых закадычных приятельниц его тетки, воистину – каноническая святая, но так нелепо и крикливо одетая, что напоминала молитвенник в аляповатом, цветастом переплете. К величайшей удаче лорда Генри, её соседом по другую сторону лорда был некий лорд Фаудел, двуногий гомо сапиенс среднего возраста, владельца умнейшей головы и посредственных способностей, господина столь же пресного и пустейшего, как доклад министра земледелия в палате общин. Леди Ванделёр вела с ним беседу с той замороженной серьёзностью, которая, по ироническому комментарию лорда Генри, являет единственную добродетель подобных им полуживых оперсон, добродетель, от которой, как от какой-нибудь бородавки в паху, никто из них при всём желании никогда не способен отрешиться.